19.12.2003

Максим Медведков: в переговорах тупика не бывает



На неофициальных консультациях в Женеве решено провести очередную встречу Рабочей группы по присоединению России к ВТО 2 февраля 2004 года. А в январе состоятся недельные переговоры с Евросоюзом и, возможно, с США. Главный российский переговорщик, замминистра экономразвития МАКСИМ МЕДВЕДКОВ рассказал женевскому корреспонденту Ъ ИГОРЮ Ъ-СЕДЫХ о том, как идет процесс вступления России в ВТО, и о ее нынешних переговорных позициях.

       – Некоторые наблюдатели высказывают мнение, что двусторонние переговоры России с ведущими участниками мировой торговли, прежде всего Евросоюзом и США, зашли в тупик. Согласны ли вы с такой оценкой?

       – Не согласен. Во-первых, в переговорах тупика не бывает – на то они и переговоры, чтобы договариваться о чем-то. Во-вторых, я не вижу каких-либо совершенно непреодолимых проблем на этих переговорах. Это не значит, что вопросы легкие: чем ближе мы к завершению, тем больше сложных проблем, которые требуют ответственных решений и большой "домашней работы". Но число этих вопросов постоянно сокращается. Что проблемы есть, никто и не скрывает, на любых переговорах есть проблемы, пока мы не договоримся.

       – Президент Путин охарактеризовал вступление в ВТО как "приоритет" и в то же время подверг жесткой критике позицию Евросоюза, обвинив его в торможении вступления России в ВТО. Насколько при вступлении серьезен политический фактор?

       – В таких переговорах есть всегда политическая подоплека, но все-таки, думаю, на 80-90% мы говорим об экономических материях. Позиция ЕС известна, известно наше отношение к этой позиции, и наша задача вместе с переговорщиками ЕС заключается в том, чтобы найти – если это возможно в принципе – некую формулу решения этих проблем.

       – Дискуссии о российском газовом рынке в ходе переговоров уже ведутся очень давно. Есть ли у России какие-либо сильные аргументы, чтобы все-таки договориться?

       – У нас все аргументы давно на столе. Новых аргументов у нас нет и, скорее всего, не будет, потому что они в общем уже понятны. Это не значит, что наши партнеры согласны с ними, но они, по крайней мере, понятны. И сейчас нам нужно – чем мы и занимаемся – определить правовой аспект этой проблемы в соответствии с требованиями и нормами ВТО, дать больше информации о тех планах реформ энергетического сектора, которые существуют сейчас в России.

       – Но предъявляемые России требования реформы энергетического сектора – вопрос не столько экономики, сколько политики.

       – Политические требования могут быть любые. Но по ВТО мы ведем экономические переговоры, и когда нам говорят о том, что нам нужно сделать конкурентный рынок транспортировки энергоресурсов, мы говорим: "Из каких норм следует, что мы должны это сделать?". Мы не считаем нужным брать на себя большие обязательства, чем брали другие страны.

       – А как дела в переговорах о газе с США?

       – С США ведем диалог. Главным образом это касается производителей удобрений, которые опасаются, что при существующей системе ценообразования их интересы будут ущемлены на мировых коммерческих рынках, но мы обсуждаем этот вопрос и не находимся в полном тупике.

       – А почему при сходстве идеологий, о котором вы говорите, со стороны Евросоюза нет понимания позиции России насчет дальней связи, где вы отстаиваете монополию "Ростелекома"?

       – Наши партнеры – по крайней мере, у меня складывается такое впечатление – понимают, почему мы настаиваем на сохранении монопольного положения "Ростелекома" на этом рынке. Но они считают, что программы, которые связаны главным образом с необходимостью субсидирования и развития региональных систем телекоммуникаций, особенно в отдаленных районах, могут быть реализованы с помощью других инструментов. Для этого, на их взгляд, не нужно вводить монополию. Но точка зрения нашего регулирующего органа – Минсвязи – известна, а в конечном счете он несет ответственность за телефонизацию нашей страны. Соответственно, мы защищаем эту позицию.

       – Почему США столь настойчиво добиваются, чтобы Россия взяла обязательство по присоединению к соглашению по гражданской авиации, хотя оно отнюдь не входит в число обязательных норм ВТО?

       – Понятно почему: авиапром США – большой и важный сектор экономики, которому нужны рынки сбыта. Сейчас Boeing находится не в лучшей форме, как мы видим, поэтому наши партнеры хотят получить доступ на российский рынок.

       – Но европейцы говорят об этом не так громко и, видимо, более склонны к компромиссу?

       – Европейцы не отстают от США. Вопрос не в громкости разговора. Вопрос в том, сможем ли мы найти какие-либо компромиссные решения. Я тоже надеюсь, что мы сможем найти решения, которые позволят нашему авиапрому продолжить и завершить программы модернизации и реконструкции.

       – Еще один камень преткновения – банковский сектор. Видите ли вы здесь возможность компромисса?

       – Вижу. Компромисс здесь возможен. У нас остался один серьезный вопрос, который касается филиалов,– возможности для иностранных банков открывать свои филиалы в России трансгранично. Мы не готовы им такую возможность предоставить. Это противоречит политике Центрального банка. Мы готовы привлекать иностранный капитал в российскую банковскую систему, но не через прямые филиалы.

       – Запрет на прямые филиалы действует в целом ряде стран–членов ВТО. Чем объясняется давление именно на Россию?

       – Тем, что российский рынок очень вкусный. В России хотят зарабатывать деньги. Самый простой способ зарабатывать деньги – через филиалы. Это факт. Но мы тоже хотим зарабатывать деньги, чтобы наши банки зарабатывали деньги на этом рынке. Именно поэтому есть еще ряд пунктов, которые связаны с пруденциальным надзором, с контролем за деятельностью филиалов. Для этого нужно иметь очень серьезную административную систему, которую еще нужно создать. Поэтому мы филиалы в любом случае не можем пустить в Россию. Хотя мы будем приветствовать учреждение банков как российских юридических лиц с иностранным капиталом.

       – В последнее время, похоже, вдруг осложнились переговоры и по защите интеллектуальной собственности?

       – Проблема действительно есть. Наше законодательство практически полностью соответствует нормам ВТО (там есть два скорее технических момента, которые мы исправим). Это признают и наши партнеры. Но правоприменительная практика у нас страдает. Мы вынуждены признать, что пока у нас объем производства и торговли контрафактной продукцией достаточно высок. С другой стороны, у нас есть четкий план действий, мер, которые направлены на борьбу с пиратством, но совершенно очевидно, что этот план не может быть реализован в течение одного дня или одного месяца. Ни одна страна не смогла этого сделать, и мы тоже не сможем. Это длительный процесс, но наши партнеры, главным образом американские, полагают, что если мы не решим проблему, то будет трудно завершить и процесс нашего присоединения. Это позиция конгресса США.

       – В какой стадии сейчас находятся двусторонние переговоры с Грузией?

       – Ни в какой, потому что мы дошли до какого-то определенного уровня понимания, но те некоторые проблемы, которые наши грузинские коллеги ставили в последнее время, абсолютно не касались дисциплины ВТО. Была сделана попытка все наше грязное белье выплеснуть в Женеву, но здесь это ни для кого большого интереса не представляет.

       – Может ли случиться, что из-за упорства Грузии сорвется консенсус по принятию России в ВТО?

       – Мы не обязаны завершать переговоры со всеми странами. Консенсус – правило негласное. Хотя такая рекомендация есть, мы знаем из истории, что в некоторых случаях решение принималось, несмотря на то что некоторые страны голосовали против.


Источник: КоммерсантЪ