23.12.2003

Памяти Игоря Крылова



Прошлым летом он вдруг сказал: "А ты напишешь обо мне некролог! Обещаешь?" Обстановка не располагала к подобным текстам: дача, вино, треск костра. Я вытаращил глаза: "Профессор! С ума сошел? Даже думать об этом не смей!"
И вот, как ни странно, пишу: обещал же…

Игорь Крылов умер вчера, 22 декабря, после нескольких недель, проведенных в реанимации. Несчастный случай: поздним вечером возвращавшегося с работы профессора сбила чья-то бешеная машина. Ему было 47 лет.

Неожиданная, нелепая, несправедливая, несвоевременная, ненужная смерть.

Жанр некролога предполагает скрупулезное перечисление сведений о жизни, деятельности и наградах усопшего. Зачем? Достаточно сказать, что для российской рекламы Игорь Викторович Крылов был фигурой знаковой. Больше, чем лектором, чем автором книг (ссылку на его "Теорию и практику рекламы в России", изданную в 1996 году, вы теперь найдете в десятках учебниках и брошюр), чем практикующим рекламистом, маркетологом или журналистом.

Он был человек-жанр, единственный и неповторимый. В рекламных кругах его так и называли "профессор Крылов" или просто "профессор", и все понимали, о ком идет речь.

Историк по образованию (закончил историко-архивный институт, позднее стал кандидатом исторических наук и доктором социологических наук), Крылов страстно увлекся рекламой еще в 1974 году, прочитав поразившую его книгу Олега Феофанова "США: реклама и общество". С тех пор Феофанова он всегда называл своим учителем, а рекламу считал "целой наукой с настоящей теорией", "частью национальной культуры и искусства".

У Крылова было много учеников: в разные годы он преподавал теорию и практику рекламы и маркетинговых исследований в Академии народного хозяйства, в МГУ и МГИМО, в Российском институте социальных связей и на всевозможных курсах, фестивалях, семинарах. Пожалуй, никто из наших рекламных учителей не летал и не ездил по стране, как он.

У Крылова было много читателей. В своих статьях, комментариях и книжках он не боялся говорить остро и резко. Не боялся быть неудобным и ироничным. Он просто называл вещи и явления своими именами. Терпеть не мог плагиата и прочей рекламной второсортности.

Он был шумный. Оглушительный. Жизнелюбивый. Яркий. Заметный - рыжий ведь! Иногда упрямый, эпатажный и несдержанный, но… как-то по-детски упрямый, когда и обижаться-то нельзя: не со зла ведь. И добрый был, как ребенок: из его дома редко можно было уйти без подарка. "Ты читал эту книжку? Нет? Держи!.. Ты ведь любишь бардов? Забирай!"

А еще он был страшно щедр на похвалу. Тех, кого любил, запросто и совершенно искренне (и, конечно, необоснованно!) называл "гениальными" и "великими". Буквально окрылял. Мы были знакомы лет десять (еще со времен совместной работы в "Рекламном мире"), и как часто я слышал в телефонной трубке: "Друг мой, ты сделал гениальное, просто гениальное интервью!" К счастью, хватало ума делить его неуемные восторги на четыре. И, увы, не хватило интуиции сделать интервью с ним самим… Или хотя бы сказать в ответ какие-то добрые, нежные, восторженные слова. Это никогда не бывает лишним.

Прости, профессор! Прощай! Вечная память.

Влад Васюхин