21.09.2006

Искусство требует риска. Продюсер «Живого» Сергей Члиянц рассказал об особенностях российского кинопроизводства



Сергей Члиянц Главу кинокомпании Pygmalion Production Film Сергея Члиянца по праву считают одним из самых успешных российских кинопродюсеров. Два его «Бумера» заняли прочное место в ряду популярнейших отечественных фильмов 2000-х годов. «Настройщик», снятый Кирой Муратовой, стал одним из наиболее заметных кинособытий прошлого года, а мистическая драма «Живой» Александра Велединского, премьера которой состоялась вчера, была отмечена на «Кинотавре».

- Сергей, а как вообще родилась идея снимать кино о бандитах?

«Все, что происходило в нашей стране в начале 90-х, – это не традиционный бандитизм, это скорее гражданская война» - Персонажи «Бумера» – не бандиты. Все, что происходило в нашей стране в начале 90-х, – это не традиционный бандитизм, это скорее гражданская война. Это история передела собственности, накопления первоначального капитала, история протеста в душах людей, которые были отрезаны от дележа пирогов и пошли отбирать у других. Уверен, что большинство людей, которых относят в нашей стране к организованной преступности, в другой исторической ситуации туда бы не пошли. Но разрушенная империя не оставила им выбора. Это, по сути, воины, которые не хотят быть лохами в краткой истории слома государства.

- Сейчас ситуация действительно изменилась?
- Конечно. Сейчас появилась целая прослойка менеджеров среднего звена. Те, с кем я знаком, – топ-менеджеры, владельцы и совладельцы, акционеры, – очень серьезные, ответственные люди, которые научились многое делать.

Для большинства из них важны семейные ценности. Они заботятся и о женщинах, и о детях, даже рожденных вне брака. В них есть созидательное начало. Они создают не только свой бизнес, но еще и рабочие места. А если человек много зарабатывает, почему он не может ездить на хорошей машине или жить в хорошем доме? Это оправданно. Они и есть буржуазия... Но называть буржуем всякого, кто ездит на Porsche Cayenne, я не готов. Потому что пилить бюджеты, жить на откатах – это не буржуазно. В общем, к тем, кто созидает, я отношусь позитивно. Но есть те, кого я резко не люблю.

- Кого именно?
- Того, кто выдает себя за другого. По принципу «место красит человека». Сидит в чужом кресле, держится за равновесную систему и топит того, кто рядом.

- А как вы для себя решаете эти вопросы: богатство, престиж, статус? Ведь в кинобизнесе, где вертятся большие деньги, все это имеет значение?
- Я бы так не сказал. Наш кинобизнес только встает на ноги. Да, есть рост, но деньги там относительно небольшие. Я вынужден существовать в двух ипостасях: в бизнесе и в творчестве. Это меня изматывает и разрушает.

Сергей Члиянц
Сергей Члиянц
Работать, с одной стороны, с барыгами и коммерсантами, а с другой стороны, с художниками. Это постоянное переключение – как лампочка, которая быстро сгорает. Вот такой лампочкой я себя и чувствую. Я упрекаю себя за то, что перестал читать, перестал слушать определенную музыку. У меня становится меньше сил. И мне некогда тратить деньги, некогда ходить по магазинам. Мне даже одежду приносят на съемки. Я трачу деньги на фильмы.

Я пытался летать с друзьями на спортивных самолетах. Но у меня неравномерный график: монтаж, озвучивание, встречи с режиссерами и сценаристами – все это непрогнозируемо. Поэтому отдых я совмещаю с командировками, с фестивалями. Вот в Каннах нырнул, снимал в Крыму – еще поплавал в море. Снимал в Одессе с Кирой Муратовой – тоже здорово, все-таки родной город. Со стороны многим кажется, что жизнь продюсера – это одни сплошные кинофестивали, награды. Но все это давно уже превратилось в суету. Единственное, что я люблю, – это езду на быстрых машинах. Позволяю себе «оторваться» и самоутвердиться за счет других водителей. Иногда разгоняюсь до 270 км/час – на загородных шоссе. Я езжу на BMW M5, а зимой – на BMW X5. Проедешься вот так по МКАД и по Кутузовскому с риском для жизни – и как-то адреналинчик помогает. Хотя бессмысленно за рулем я не рискую.

- А в бизнесе вы тоже агрессивны?
- Я убежден, что конкуренция – это не расталкивание локтями и не достижение цели любыми способами. Именно поэтому я не считаю зрителей быдлом, которое все «схавает».

- А как вы решаете, что будете снимать? Это интуиция или технологии?
- Никаких технологий здесь нет. Если бы они существовали, то славный Голливуд не имел бы неудач. Любое произведение киноискусства обязательно содержит в себе признаки и художественного произведения, и товара. Соотношение этих признаков и формирует фильм. Я не буду делать порнуху. Но экспериментальные, киноязыковые картины я тоже не буду делать. И не потому, что «мне все ясно». Ничего заранее не известно – зрителя вообще узнать можно только потом. И никаких социологов, маркетологов и психологов не хватит для того, чтобы предсказать результат. В первую очередь я обращаю внимание на сценарное качество проекта. Если оно там есть, то есть повод поговорить о нем всерьез. Если в проекте есть еще и идеология – круг мыслей, которые мне близки, – я включаюсь эмоционально. Например, мой последний фильм «Живой». Сценарий к нему писала группа людей, которые делали «Бригаду». А «Бригада» написана качественно, это самый успешный российский сериал со времен Штирлица. В «Живом» есть круг мыслей, который трудно обозначить, которые я понимаю, ощущаю.

- Популярная сейчас тема войны, патриотизма?
- Это тема для киноведов и публицистов, которые потом скажут: «Этот фильм рассказывает о том, как люди вернулись с войны и что с ними стало» – либо: «Это фильм о поколении, которое вынуждено оставаться на войне, потому что им некуда вернуться в мирную жизнь». Конечно, это социально важно. Но для меня не это главное. Такое кино формирует протестный посыл. Оно было, есть и будет. Вспомните «Волосы» Милоша Формана. Вся эта рок-культура, пацифисты – это протест против существующего уклада, где одним все, а другим – ничего. Где одни – в Монте-Карло на папином Bentley, а другие – в Чечне с калашниковым наперевес. Вот этот заряд в картине есть. Фильм достоверен, эмоционален и взывает к чувствам.

Кадр из фильма
Кадр из фильма "Живой"
- Как вы реагируете на критику?
- Серьезную критику я уважаю. Но утверждаю, что о вкусах спорят. Знаете, есть такое выражение: «его натолкнули на мысль, а он затоптал ее». Например, Достоевский и Толстой друг друга писателями не считали. Послушать идеологического противника или эстетического врага бывает полезно. Скажем, мат в «Живом». Я утверждаю, что в тех случаях, где он органичен и необходим, заменять его другими словами нельзя. Некоторые люди матом объясняют, что мат надо убрать. Это ханжество. Есть те, кто искренне не приемлет мат. Надо уважать и эту позицию. Поэтому мы предупреждаем: в фильме есть мат. А что делать, когда в фильме стоит реальная фонограмма боя, когда все ждут помощи? Как они еще будут реагировать?

-А если фильм захотят показать по какому-нибудь из центральных каналов?
- Федя Бондарчук вырезал же из «9 роты» весь мат. И мы вырежем.

- Вы согласны с тем, что роль кинематографа в формировании «картинки мира» зрителя стала меньше?
- Мы можем формировать облик будущего. Но не через Интернет и не через театр (потому что это более узкая элитарная вещь), а через кинематограф. Недавний успех фильма «Питер FM» подтверждает мои слова. Там показана не та жизнь, что за окном, а та, которой нет, тем не менее люди смотрят его с удовольствием. В этом смысле он похож на фильм «Я шагаю по Москве»: я молод, дождь пошел, мне весело и никаких проблем. Это же не было отражением реальной жизни... Но все смотрят, потому что – хит!

Мы растем! Я это заметил по Каннскому фестивалю. Вообще это закрытое мероприятие, которое сильно замешано на серьезном бизнесе и на политике, потому что оно серьезно влияет на общественное мнение. На фестивале интересно наблюдать за тем, как устроены касты европейского кино. Несчастные убогие продюсеры, которые пилят государственные бюджеты! Они вообще не говорят о доходах, они говорят только о расходах. Они со своей системой хеджирования застраховались от всего на свете, в том числе и от зрителя.

Кадр из фильма
Кадр из фильма "Живой"
Там очень развита система предварительных продаж (т. н. пресейлы), которая полностью исключает коммерческий и художественный риск. Там невозможен «Бумер» или «Живой». Результат: Америка их съела. Последний европейский оплот – это французы. Часть из них снимает в Голливуде, часть сдала позиции, и все, что они могут, – это законодательно защищать свой рынок от экспансии. Русские – другой случай. Посмотрите, как русские картины потеснили американские в прокате. Очень сильно. И подвинут дальше. Просто американские фильмы зрелищны, нам конкурировать с их киноиндустрией – все равно что «жигулям» с «мерседесом». Зато у русских есть тренд: кино про себя, про свою душу. И американцы с этим ничего не сделают. Так что я верю в развитие русского кино. И не хочу, чтобы пришли американские продюсеры и стали снимать русские фильмы по своим лекалам.

- Вы часто обращаетесь за помощью к госструктурам или рассчитываете только на свои коммерческие средства?
- Бюджетная поддержка очень важна. Она страхует зону коммерческого риска, когда вы делаете, например, такие фильмы, как «Настройщик», который был бы невозможен без поддержки Министерства культуры. Как и «Живой». Этот фильм недешевый, сложный и долгий. И я бы не стал его ставить на коммерческие деньги. Поэтому я обратился в Министерство культуры, и его там сразу одобрили. Сейчас я понимаю, что обошелся бы без этой помощи, но не было бы денег на рекламную кампанию и пр. Так что говорить, что «нам не нужна никакая поддержка, рынок сам все отрегулирует», просто опасно. Ничего подобного! Если говорить о кинематографии, где есть не только мейнстрим, но и разные другие проекты, то весь этот спектр невозможен без государственной поддержки. И государство получает взамен очень серьезную отдачу – культурный процесс. Иначе остались бы только те, кто выживает на рынке.

- Это правда, что вас однажды спонсировал дворник?
- Да, была такая история. Она случилась в тот смутный период начала 90-х, когда я дебютировал как режиссер и деньги мне дала государственная структура. Но она быстро закрылась. И я познакомился в Ленинграде с одним очень талантливым человеком по кличке Беня. Когда-то при советской власти он работал дворником и жил в дворницкой – во дворе на улице Герцена. Но он так мощно ворочал извилинами, что пока я начал снимать картину (это был фильм по рассказам Довлатова), он сказочно разбогател. И когда я как-то заехал к нему попить водки в дворницкую, оказалось, что он миллионер. Он позвал кого-то и просто так дал мне большую сумку денег. Когда деньги закончились, Беня привез еще одну сумку денег. И еще он дал деньги почти всем режиссерам киностудии, в том числе Кире Муратовой. Она сняла фильм «Чувствительный милиционер». Поэтому все статьи про Беню назывались «Чувствительный миллионер». А потом его выкрали бандиты, и несколько лет его никто не мог найти. Спустя много лет мы снова встретились, но это был уже другой человек...

Ольга Бобровская

Взгляд