Поправки к первой поправке

Весной 1937 года крупнейшее в США издательство Hearst Publishing объявило, что не может выполнить обязательства по своим ценным бумагам. Для реструктуризации долгов была создана внешняя администрация, а основатель и владелец газетной империи Уильям Рендольф Херст был помещен под домашний арест.

Спикеры Белого дома и комиссии по ценным бумагам официально заявляли, что причиной дефолта являлась «рискованная и довольно безответственная финансовая политика Херста», а также «значительная потеря читательского интереса к его газетам».

Ни для кого, впрочем, не было секретом, что к краху медиа-концерна приложил руку госдепартамент. За год до этого Херст, издания которого охватывали аудиторию более чем в 30 млн человек, объявил информационную войну администрации Франклина Делано Рузвельта.

Издатель выступал против переизбрания президента во время предвыборной кампании 1936 года и ставил палки в колеса всем начинаниям рузвельтовской антикризисной программы «Новый курс». Он открыто обвинил президента в стремлении установить тоталитарную диктатуру и присвоил ему обидное прозвище – «Сталин Делано Рузвельт». Газеты Херста запугивали читателей, сравнивая институты «Нового курса» с методами управления в СССР и в нацистской Германии. Они вели травлю научных обществ, которые принимали участие в разработке антикризисных программ, обвиняя их в сочувствии коммунистическим идеалам. Херст «разоблачал» связи Рузвельта с Коминтерном и одновременно обвинял президента в том, что он продался «международным банкирам из Лондона».

Меня раздражает ваша кофточка…

Франклин Делано Рузвельт был далеко не первым американским лидером, которому «священные традиции свободы слова» встали поперек горла. С тех пор как отцы-основатели приняли в 1791 году первую поправку к конституции США, которая наряду с прочими гарантиями прав свободного выражения мнений запрещала конгрессу принимать акты, ограничивающие свободу печати, попытки обойти ее совершались неоднократно.

В 1798 году президент-федералист Джон Адамс, который постоянно подвергался нападкам со стороны республиканской прессы, подписал закон о подстрекательстве, который грозил издателям крупными штрафами и тюремным заключением за «любое лживое, скандальное и злонамеренное выступление против правительства Соединенных Штатов, конгресса или президента». Более 15 оппозиционных изданий были закрыты, а их владельцы предстали перед судом. Однако это привело лишь к тому, что на выборах 1801 года федералистские СМИ объединились с республиканскими, чтобы не допустить переизбрания Адамса. Новый президент Томас Джефферсон, который, по его собственным словам, «предпочел бы видеть газеты без правительства, чем правительство без газет», вскоре отменил акт Адамса.

В 1930-х годах начали выходить Sun и другие «грошовые листки», которые мгновенно превратились в самые массовые и окупаемые издания. Они предназначались для аудитории иммигрантов, которые плохо владели английским языком и в очень незначительной степени интересовались политикой. «Грошовые листки» заполнялись полицейской хроникой, курьезами и всевозможными сентиментальными историями. Большинство американских издателей переключились на выпуск рентабельных «листков». Политическая информация сохранилась лишь на страницах газет, которые финансировались партиями или отдельными политиками, но из-за скромных тиражей они не могли претендовать на роль фактора власти. Заинтересовать читателя массовых газет вопросами большой политики удалось лишь в 1890-х годах – с приходом на этот рынок Уильяма Рендольфа Херста.

Индустрия сенсаций

Джордж Херст, отец первого американского медиа-магната, разбогател благодаря тому, что в принадлежащей ему земле были обнаружены крупнейшие на Западном побережье залежи серебра. Как и многие нувориши того времени, он стремился использовать неожиданно свалившееся на его голову богатство для приобретения высокого общественного статуса. Херст выдал кредит партийному органу калифорнийских демократов San Francisco Examiner, а затем выкупил убыточную газету. В качестве «ответной благодарности» в 1887 году он был выдвинут кандидатом в сенаторы и смог выиграть выборы благодаря партийной поддержке.

Уильям Рендольф в том же году был изгнан из Гарварда за оскорбительную для преподавателей публикацию в университетском журнале Lampoon («Пасквиль»). Отец предложил ему возглавить одно из предприятий, принадлежащих семье, и, к его большому неудовольствию, Херст-младший выбрал San Francisco Examiner. Он начал реорганизацию газеты по образцу одного из самых успешных издательств того времени New York World, принадлежащего легендарному изобретателю «желтой журналистики» Джозефу Пулитцеру. На страницах чинной партийной газеты появились скандальные заметки о личной жизни известных в городе персон, тошнотворные репортажи с мест преступлений и журналистские расследования коррупции в городском управлении.

В 1888 году San Francisco Examiner объявила о начале «крестового похода» против городских естественных монополий в транспорте, тепло- и водоснабжении. Херст обвинил компанию South Pacific Railroad в подкупе муниципальных чиновников, благодаря которому она получает сверхприбыли от постоянного повышения транспортных тарифов. После этого у Уильяма Рендольфа состоялся неприятный разговор с отцом, который теперь чувствовал себя крайне неловко в кругах калифорнийского истеблишмента. Херст-старший отказался финансировать все еще убыточную газету и лишил Уильяма наследства. После его смерти в 1791 году капитал в $25 млн перешел к супруге Джорджа Фебе, но младшему Херсту не пришлось долго искать ключ к материнскому сердцу, и вскоре у него появились $6 млн на удовлетворение своих журналистских амбиций. С ними он отправился покорять Нью-Йорк.

Купленная им в 1895 году нью-йоркская газета Journal сразу же вступила в борьбу за рынок с лидером – пулитцеровской World. Херст, которого все чаще называли просто Шеф, переманивал у своего кумира и конкурента лучших редакторов, авторов и художников, сбил розничную цену за экземпляр с двух до одного пенни, беззастенчиво воровал у него идеи и темы. Позже выяснилось, что Херст подкупил нескольких клерков Associated press, благодаря чему Journal получала телеграфные сообщения раньше других газет.

Все усилия были тщетными: Джо Пулитцер пришел в Нью-Йорк раньше и уже успел сделать себе репутацию среди читателей и рекламодателей. Кроме того, он умел создавать сенсации на пустом месте. Херст освоил «производство сенсаций» только в 1897 – 1898 годах, но зато превзошел в этом деле изобретателя.

Поджигатель Кубы

Война кубинских повстанцев за независимость от испанской короны давно уже приелась читателям. Journal продолжала разрабатывать эту тему лишь постольку, поскольку других военных конфликтов в Западном полушарии не наблюдалось. Херстовские корреспонденты Гардинг и Ремингтон маялись от скуки в Гаване, ежедневно телеграфируя в Нью-Йорк: «Ничего не происходит. Можем ли мы возвращаться в США?» Херст отвечал: «Оставайтесь на Кубе, вы обеспечиваете репортажи, а я постараюсь обеспечить войну».

Среди сообщений, пришедших в тот год из Гаваны, была информация о досмотре личных вещей пассажиров американского парохода Olivett испанскими таможенными властями. Journal сумела превратить этот рядовой факт в сверхсенсацию: в газете утверждалось, что пассажиров, среди которых были женщины, испанцы заставили раздеться и подвергли унижениям и издевательствам. Читателей эта история зацепила – конгрессмены получали мешки писем от избирателей с требованием «защитить честь американских женщин». Journal продолжала нагнетать страсти: на ее страницах красочно описывались истории о зверских убийствах и пытках кубинских повстанцев. Дело дошло даже до историй о миссионерах, зажаренных живьем и съеденных испанскими солдатами. Придуманная от первого до последнего слова история похищения Еванхелины Санейрос – 17-летней девушки, обвиненной испанцами в причастности в повстанческом движении, – позволила Journal собрать 200 000 подписей под своей петицией протеста в адрес испанской королевы.

Настоящим подарком Шефу стал взрыв американского крейсера Man, направленного в Гавану, после того как президенту США Уильяму Маккинли удалось дипломатическими методами убедить Испанию предоставить Кубе независимость. Хотя причины взрыва крейсера точно не установлены до наших дней, Journal немедленно обвинила Испанию в диверсии, а президента – в трусости и коррумпированности. «США придется стерпеть и эту пощечину от Испании, – писал Херст в своей колонке. – Ведь объявление войны приведет к биржевому спаду, а для Маккинли и его друзей из Standard Oil и других трестов падение курса акций на 1% – куда большая трагедия, чем смерть 250 военных моряков, погибших при взрыве флагмана нашего флота».

После того как госдепартамент под давлением общественности все же объявил войну Испании, Шеф приказал своим лондонским корреспондентам купить самый большой корабль, который продается в Англии, привести его в Суэцкий канал и там затопить, чтобы затруднить проход испанской эскадры в Индийский океан,а через него – в Тихий океан, где флот Соединенных Штатов захватывал бывшие испанские колонии. Столкновение Америки с Испанией на страницах изданий Херста именовался не иначе как «война Journal».

Ходили даже слухи о том, что крейсер Man был потоплен людьми Херста с целью спровоцировать войну и увеличить свои тиражи. Journal действительно превратилась благодаря «кубинской истории» в крупнейшую газету страны с тиражом, достигавшим 3 млн экземпляров, которые продавались по $0,6. Но, вероятнее всего, Херст в этой кампании лишь обеспечивал паблисити секретной правительственной программе, направленной на расширение внешнеполитического влияния США в Западном полушарии. Ее авторство приписывается адмиралу ВМФ Дьюи, и, как считается, она обслуживала интересы финансово-промышленных групп Моргана, Карнеги и Дюпона, участвовавших в создании нового американского флота.

Президент – это поп-фигура…

Президент Уильям Маккинли, который, по всей видимости, не был посвящен в программу Дьюи, продолжал оставаться объектом постоянных нападок херстовской прессы. Journal и другие издания разросшейся группы Херста утверждали, что Маккинли – ставленник крупнейших монополистов и выдвинут ими для того, чтобы защищать большой бизнес от действия антитрестовского законодательства. Накануне президентских выборов 1901 года Journal перешла все допустимые границы в критике действующего президента: фактически она опубликовала призыв к его убийству.

В феврале 1901 года во время электорального диспута был застрелен губернатор Кентукки Уильям Гобель – известный противник антитрестовской реформы. Полиции так и не удалось обнаружить пулю, и херстовский журналист Амброз Бирс сострил по этому поводу: «Она полетела в Вашингтон, чтобы уложить в могилу еще одного коррумпированного мерзавца. Скоро найдется». В другой редакционной статье Journal Уильям Херст лично написал: «У граждан Америки не осталось средств защиты своих интересов от вседозволенности трестов. Конгресс заполнен представителями корпораций, президента назначает Уолл-стрит… в этих условиях у простого американца остается лишь один способ волеизъявления – политическое убийство».

Вырезки обеих статей были обнаружены в кармане Леона Сзолгоша – члена партии анархистов, который застрелил Уильяма Маккинли вскоре после его переизбрания на второй срок. Занявший Белый дом вице-президент Теодор Рузвельт поначалу потребовал привлечь Херста к ответственности за подстрекательство к убийству, а также попросил конгресс рассмотреть законодательные возможности по пресечению в будущем подобных злоупотреблений свободой слова. Впрочем, скоро демократическая партия, к которой принадлежал Рузвельт, свернула эту необдуманную президентскую инициативу. «Кто мог знать, что этот психопат, начитавшись газет, пойдет убивать Маккинли? – рассуждали демократические боссы. – Что же нам теперь, отменять первую поправку из-за того, что она позволяет Херсту высказывать свою точку зрения, которая, к слову, довольно точно отражала положение в структурах американской власти при бывшем президенте?»

Неприятности для Шефа ограничились тем, что ему пришлось оправдываться и извиняться перед нацией в своей очередной колонке. Кстати, номер Journal, в котором его издатель утверждал, «что вовсе не то имел в виду…», разошелся рекордным для тех времен тиражом в 5 млн экземпляров.

Волк-одиночка

Гибель Маккинли позволила ему начать собственную политическую карьеру: он был избран председателем национальной лиги демократических клубов, а в 1904 году победил на выборах в сенат Соединенных Штатов. Сенатор из блистательного медиа-олигарха вышел самый заурядный. В политический истеблишмент он тоже не был принят: издания Херста вовсю разоблачали его нынешних коллег и их спонсоров, из-за чего он оказался отстранен от реальных политических процессов.

 Херст оставался persona non grata и на Уолл-стрит. Кто-то из крупных нью-йоркских финансистов в разговоре с Фебой Херст заявил: «Если ваш сын будет продолжать свои нападки на большой бизнес, он будет терять не меньше миллиона в год и никогда не сделает крепкую политическую карьеру». Феба ответила: «… если я не путаюсь в расчетах, Билли сможет заниматься этим еще лет 80». Наконец, он повздорил и с руководством демократической партии: из-за того, что боссы не поддержали его кандидатуру на президентских выборах 1913 года, он отказался передать партии собранные 200 000 голосов, и победу одержал республиканец Вудро Вильсон.

Херста устраивало положение могущественного одиночки, к помощи которого были вынуждены прибегать как политические партии, так и крупнейшие концерны. Он, например, начал «крестовый поход» против наркотиков по заказу корпорации DuPont. Ее монополия на поставки газетной бумаги могла пошатнуться, после того как была открыта более дешевая технология производства бумаги из конопляной массы. Херст через сенат и подконтрольные информационные каналы добился запрета на выращивание конопли на территории Соединенных Штатов. За это он получил дополнительные скидки при расчетах за бумагу, что ставило его в более выгодное положение по сравнению с конкурирующими изданиями.

Чужой кандидат

Лишь однажды он уступил своему принципу не вступать ни в какие альянсы и действовать лишь в собственных интересах, за что в результате дорого поплатился. В 1930 году демократический босс Джо Кеннеди (отец будущего президента Джона Фицджеральда) обратился к Херсту с просьбой поддержать на президентских выборах единого кандидата от партии Франклина Делано Рузвельта. Этот деятель вызывал у газетного магната стойкую неприязнь с 1920-х годов, когда Рузвельт – сторонник активного участия США в послевоенном возрождении Европы – выдвигал свою кандидатуру в вице-президенты. Journal тогда развязала против него целую кампанию, в ходе которой ФДР обвинялся в недостатке патриотизма и в стремлении пустить деньги налогоплательщиков на «вредные для США международные аферы», такие, как Лига Наций.

Шеф был уверен, что похоронил политическую карьеру этого «недоделанного глобалиста»; кроме того, у него был свой кандидат: он делал ставку на переизбрание Герберта Гувера, но Кеннеди удалось убедить его, что Рузвельт – это единственный человек, который способен объединить нацию перед лицом Великой депрессии.

Как и все крупные предприниматели в «гремящие двадцатые», Херст пустился в биржевые игры. По совету своего бухгалтера Джека Нейлана он провел в 1924 году реструктуризацию своего бизнеса: газеты, журналы, кинопроизводство и радиостанции были разделены между отдельными компаниями, которые объединялись в холдинг. В структуре херстовской империи была создана компания Hearst Consolidated Publishers, Inc., которая выпускала лишь один тип печатной продукции – необеспеченные акции. Вскоре после «черного четверга», когда обрушилась биржа, Херст вызвал в свой кабинет своего ведущего финансового обозревателя Берти Форбса и убедительно попросил его «поддержать ценные бумаги компании». Скоро десятки херстовских СМИ, а также авторитетные деловые издания, связанные общими интересами с концерном, на разные голоса расхваливали Hearst Consolidated как «единственный надежный способ сохранить деньги в наше непредсказуемое время». Реклама сработала, курс корпоративных бумаг двигался в противоположном от средневзвешенных индексов направлении, позволяя Херсту строить пышные замки, скупать издательства и голливудские кинокомпании.

Газетный магнат в Великую депрессию не верил, но доверял Джо Кеннеди, который утверждал, что американцы списали на Гувера всю ответственность за «черный четверг» и шансов переизбраться у него немного. Херст с большой неохотой, но все же согласился поддержать единого демократического кандидата.

Время не платить по счетам

Избирательная машина Шефа сработала безупречно. Рузвельт собрал нужные голоса в регионах, где концерн имел информационную монополию, и этого было достаточно для его избрания. Неприятности начались позже: издатель выполнил свое обещание, но не собирался помогать несимпатичному политику зарабатывать репутацию спасителя Америки.

Херст пожалел о своем компромиссе с демократами в 1933 году, когда Рузвельт представил акт о спасении национальной экономики (NIRA). Незадолго до этого Херст выдвинул свой собственный антикризисный план, утверждение которого президентом было одним из условий поддержки Рузвельта на выборах. Херст предлагал закачать на рынки через федеральную резервную систему дополнительную денежную массу объемом $5 млрд. Инвесторы вложили бы избыточные средства в акции, что остановило бы их падение. Рузвельт отверг этот план и взамен предложил потратить $3 млрд на трудоустройство безработных и создание эффективной системы контроля частного бизнеса.

Мало того что президент отнял у Херста заслуженные лавры спасителя нации, его «Новый курс» напрямую противоречил интересам его бизнеса. Правительственное антикризисное агентство (NRA) выработало отраслевые кодексы, обязательные к исполнению в том числе и в издательской индустрии. NRA регулировало ценообразование, не допускало ограничения конкуренции со стороны крупных компаний и контролировало качество конечной продукции. Учрежденная Рузвельтом администрация публичных работ PWA среди прочего следила за соблюдением прав работников и профсоюзов и накладывала санкции на предпринимателей, не соблюдавших нормы.

Херст, который всю жизнь критиковал правительство за то, что оно недостаточно строго контролирует большой бизнес, был взбешен, когда PWA потребовала, чтобы он восстановил на работе несколько десятков печатников, уволенных за попытку создать профсоюз. «Белые воротнички» также создали свою гильдию и при поддержке PWA начали требовать от Херста повышения зарплаты и соблюдения норм трудового законодательства. Издатель позвонил Джо Кеннеди и получил на свою гневную тираду холодный ответ: «Извини, Билли, мы попытаемся что-нибудь сделать, но вообще-то партия не может вмешиваться в работу агентств. Попробуй как-нибудь договориться с профсоюзами».

Сталинские методы

Последними каплями, переполнившими чашу терпения издателя, стали поправки в налоговой кодекс, которые перекрывали возможность оптимизировать обязательные отчисления холдинговых компаний, а также договор о беспошлинной трансатлантической торговле с Великобританией. На обложке Journal появилась первая антирузвельтовская карикатура: английский фунт пожирал американский доллар, а американский президент подбирал упавшие крошки. Шеф объявил против Рузвельта «крестовый поход», который оказался для него последним.

Весной 1936 года, когда газетный магнат со своей любовницей – голливудской актрисой Мэрион Дэвис отправился в тур по Европе, в Белом доме прошло совещание по «проблеме Херста». Рузвельт обсуждал с Джо Кеннеди, Генри Моргентау, Гарольдом Икесом и другими ближайшими соратниками, «что делать с Шефом, который, похоже, всерьез собрался сорвать нам выборы». Министр финансов Генри Моргентау предложил «копнуть под Шефа» с другой стороны. Первая поправка защищала Херста как издателя, но не как налогоплательщика или биржевого эмитента. «Мы можем внимательно изучить налоговые декларации Херста и Дэвис, сравнить их с официальной отчетностью их компаний перед комиссией по ценным бумагам (SEC), – сказал Моргентау. – Я вас уверяю, это самое слабое место нашего уважаемого издателя».

Вскоре после этого два авторитетных экономиста Бернард Рейс и Поль Керн начали публиковать в независимых от херстовского концерна газетах разоблачительные материалы, в которых описывались схемы, через которые доход от эмиссий Hearst Consolidated попадали в личный трастовый фонд Херста и Дэвис, после чего тратились на строительство дворцов, скупку драгоценностей и антиквариата. Конкуренты Шефа немедленно подхватили сенсационную тему, домысливая от себя все более интригующие подробности. Эти публикации стали основанием для расследования комиссии по ценным бумагам, которая на время проверки изложенных в них фактов наложила вето на готовящуюся эмиссию облигаций двух херстовских компаний: Hearst Publications – на $22.5 млн и Hearst Magazines – на $13 млн. Также была начата проверка ценных бумаг Hearst Consolidated стоимостью $38 млн.

Пирамида, которую подтолкнули

Концерн Херста действительно давно уже превратился в пирамидальную структуру, зависимую от биржевых заимствований, ее нужно было лишь немного подтолкнуть.

Херст после безуспешных попыток остановить панику укрылся в замке Сан-Симеон, где к нему приставили вооруженную охрану «для защиты от возможных нападений». Замок осаждали разорившиеся инвесторы, а хранившийся внутри антиквариат описывали судебные исполнители. Внешним управляющим был назначен Джо Кеннеди. В результате поражение обошлось 16 из 30 подконтрольных ему газет и большей части еженедельных журналов. Он потерял радиостанции и паи в голливудских кинокомпаниях. Наконец, он потерял личного имущества более чем на $50 млн, которое было отчуждено в пользу вкладчиков.

При этом Херст сохранил независимость и надежду когда-нибудь восстановить концерн: он больше не вмешивался в политику Белого дома, его газеты нейтрально отнеслись к вступлению США во вторую мировую войну. До самой своей смерти в 1951 году Херст зализывал раны и всеми силами пытался вернуть своим изданиям былое политическое влияние. Это не удалось ни ему, ни его потомкам. Да и остальные американские издательства, напуганные жестокой расправой с Шефом, вплоть до уотергейтского скандала неизменно сохраняли лояльность «генеральной линии» Белого дома. Сейчас Hearst Corp. – преуспевающее издательство, которое выпускает множество популярных (в основном женских) журналов и более 20 газет в американской провинции, но при этом держится вдалеке от большой политики.

Павел Жаворонков
26.08.2004  журнал Компания