Интервью: Максим Калинин, глава «НИКойла»

«Незаметно украсть нашу базу физически невозможно»
«Секрет фирмы»: О базе данных «НИКойла» поступала крайне противоречивая информация. По одной версии, в компании действительно была утечка, по другой – данные сфальсифицированы. Что же произошло на самом деле?
Максим Калинин: Не исключено, что мы никогда не сможем точно сказать, что случилось. По сей день нам не удалось ознакомиться с тем «товаром», который был якобы выведен на рынок. Как известно, журналисты, связавшиеся с его «продавцом», попытались проверить подлинность этой базы, сопоставив ряд данных из нее с известными им фактами о наших клиентах. При этом, насколько я знаю, речь шла о компаниях, информацию о которых можно почерпнуть из открытых источников. А какого-либо диска или флеш-карты с нашими реестрами никто на суд общественности так и не представил.

СФ: Вы инициировали внутреннее расследование по этому поводу. Дало ли оно какие-либо результаты?
МК: Расследование на то и было внутренним, чтобы с его помощью проанализировать прежде всего наши собственные слабые места. И, как оно показало, столь масштабное исчезновение информации практически нереально. Доступа к нашей базе данных нет ни у кого, кроме двух программистов. То есть незаметно украсть ее физически невозможно. Теоретически, можно было снять копию – к примеру, скопировать данные за последний год. Но опять-таки это могли бы сделать только конкретные уполномоченные лица и лишь по определенным компаниям. Для того же, чтобы скачать информацию по всем 350 нашим клиентам, потребуется, наверное, не менее трех месяцев упорной работы «без отрыва от производства» с привлечением тех самых уполномоченных специалистов. Однако никаких подобных фактов установлено не было.

СФ: А почему вы решили обойтись только внутренним расследованием, не привлекая правоохранительные органы? Не захотели выносить сор из избы?
МК: Я пока еще не могу комментировать все эпизоды этой истории. Скажу лишь, что мы направляли соответствующие запросы в «органы», но не стали прислушиваться к советам некоторых горячих голов и заводить уголовное дело. Ведь сегодня я просто не могу прийти в милицию с конкретным диском и заявить, что он был куплен на рынке, что это моя информация, которая была похищена злоумышленниками, и что я требую принять меры. А без заведения уголовного дела и без санкции следователей мне не предоставят даже полную переписку журналистов с неким «продавцом» этой базы данных.

СФ: Кстати, говорят, что рейдеры узнали о появлении этой базы на рынке более месяца назад и что тогда она предлагалась по цене около $100 тыс. А то, что теперь ее продают всего за $12 тыс., объясняется тем, что главный покупатель уже был найден и сейчас похитители пытаются заработать на вторичной продаже.
МК: Только эту версию и можно высосать из пальца, чтобы объяснить, почему база стоит именно столько. Ведь в представлении простого обывателя такая информация даже чисто гипотетически должна стоить намного дороже.

СФ: А во сколько вы сами ее оцениваете?
МК: Лично я бы вообще не стал прицениваться к такого рода базам и тем более их покупать. Если хотя бы приблизительно представить объем этой якобы украденной информации, то, по моему убеждению, в ее покупке просто нет смысла. Это даже не надводная часть «айсберга» нашей базы, а лишь сидящий на нем пингвин. Ко всему прочему, информация еще и довольно быстро устаревает. Да и самого главного преимущества рейдера – внезапности атаки – в этом случае уже никак не достичь.

Вообще на тему рейдерства в последнее время поднялась целая волна непонятных спекуляций. Это как, знаете, несколько столетий назад испанцы и португальцы чаще всего списывали потери перевозимого ими на кораблях из Америки в Европу золота на набеги флибустьеров. А на самом деле пираты захватили меньше одного процента от общего объема перевозившегося золота. Я уже 11 лет работаю в регистраторском бизнесе. И поверьте мне, никто из профессиональных рейдеров не станет ни красть базы регистраторов, ни покупать их на рынке. Это было бы слишком мелко и непрофессионально. Есть гораздо более простые и гарантированные способы получения информации.

СФ: Например?
МК: К примеру, инициирование запроса по акционерам предприятия через ФСФР или правоохранительные органы. Такое происходит регулярно. Но на самом деле потенциальных источников утечки гораздо больше: это и сами эмитенты, небрежно хранящие полученную от регистратора информацию, и крупные акционеры, которые имеют право получить ее по закону. А куда еще первым делом идти рейдерам, готовящим корпоративный захват, или расследующим его правоохранительным органам, как не к регистратору? В итоге и получается, что мы так или иначе вовлечены в корпоративные захваты. А что нам делать? Кто виноват в том, что забили гол? Вратарь и защитники. Мы же в данном случае не более чем ворота.

Единственное, что мы можем сделать, это максимально тщательно изучать документы и проверять, действительно ли акционер согласился на проведение той или иной операции с его акциями. Кроме того, мы установили для себя некий критический порог по стоимости акций. Операции с акциями выше этого порога подвергаем более тщательному анализу. К примеру, в прошлом году нами была отслежена и предотвращена попытка провести операцию с акциями на значительную сумму по фальшивому паспорту. Поверьте: попытки хищения ценных бумаг по подложным документам для регистраторов более серьезная проблема, чем утечки информации. Ведь воспрепятствовать им крайне сложно. Если у нас возникают хотя бы сомнения, мы стараемся отказаться от проведения операции.

СФ: А что вообще сказали вам ваши клиенты после появления информации об утечке?
МК: Безусловно, можно было предполагать, что наши клиенты прореагируют истерически и что в первую же неделю после появления информации нас завалят заявлениями о прекращении сотрудничества. Однако ничего подобного не произошло. И я очень признателен за это нашим клиентам. Хотя, наверное, еще некоторое время у них будет сохраняться негативное впечатление, вроде «ложечки мы нашли, но осадочек остался».

Вообще же большинство наших клиентов и коллег по рынку полагают, что в данном случае была предпринята попытка дискредитации компании. И с гордостью могу сказать, что коллеги нас поддержали единым фронтом. Очевидно, потому, что все понимают: это общая проблема, которая может коснуться любого регистратора. Впрочем, у нас очень специфический бизнес. Для компаний регистратор – это своего рода семейный доктор. Если клиент понял, что вы хороший врач, он будет с вами работать долго. Чтобы компания сменила регистратора, требуется очень веский повод: например, если бы его поймали за руку на игре в пользу рейдеров против клиентов.

СФ: Иными словами, товар «созревает» для продажи?
МК: Похоже. Хотя, оказавшись отчасти в их шкуре, злорадствовать совсем не хочется. Думаю, руководство налоговых органов пережило немало тяжелых дней в связи с этими утечками.

СФ: То есть вы солидарны с мнением руководства ПАРТАД и многих участников рынка, что основным каналом подобных утечек являются прежде всего госорганы?
МК: Я бы не хотел уж очень сильно их обижать. Скажем так: отношения с госорганами – одно из наиболее уязвимых мест в нашей системе. Ведь мы просто не имеем права критически подходить к поступающим от них запросам. В связи с этим на совете директоров ПАРТАД уже обсуждалась идея, с которой я солидарен. Она состоит в том, что регистраторам негоже общаться со всеми многочисленными проверяющими инстанциями. Почему бы Минюсту или другому ведомству не аккумулировать все эти запросы, проверять их законность и только потом уже направлять нам? Тогда, возможно, будет меньше претензий к регистраторам как со стороны клиентов, так и со стороны госорганов.

СФ: Вы считаете, что это действительно можно осуществить в условиях нашей государственной системы?
МК: Не знаю. Это, безусловно, сложная реформа. Но такие меры помогут бороться не только с самими утечками, но и со спекуляциями на сей счет, а их тоже немало. При том, что я прекрасно понимаю тех же милиционеров, налоговиков, сотрудников ФСФР, которые подозревают регистраторов в махинациях. Это вообще их работа – подозревать и противодействовать. И ко всему прочему, для таких подозрений есть основания. Я лично неоднократно подвергался серьезному прессингу со стороны тех или иных компаний, добивавшихся совершения нами каких-либо махинаций или фальсификаций. А несколько лет назад, после того как в 1998 году в стране начался бум корпоративного шантажа, работать было еще сложнее. Это был период перераспределения собственности в стране. Все самое вкусное и дешевое уже было поделено, и рейдеры занялись поисками того, что плохо охраняется новыми собственниками. Это было действительно тяжелое время, когда, наверное, каждую неделю мы получали от кого-нибудь по голове – конечно, в фигуральном смысле.

СФ: А по какому пути вы сами собираетесь развивать бизнес «НИКойла»?
МК: От акционеров мне поступило указание о заключении стратегического альянса. И не исключено, что именно наши активные поиски новых партнеров могли спровоцировать последние негативные события вокруг нашей компании. Очевидно, кто-то хочет нам помешать.

СФ: Например, «уронив» цену вашей компании?
МК: Уронить цену можно, вчинив большой судебный иск или уведя клиентов. А за счет раздувания негативного информационного фона можно разрушить сделку. Из-за репутационных рисков от нас могут отвернуться потенциальные партнеры. В целом же могу сказать, что нами рассматриваются, в частности, и варианты продажи «НИКойла» какой-либо зарубежной компании – причем не обязательно западной.

Кроме того, наши ключевые клиенты работают в достаточно узких областях бизнеса. Поэтому в целом не так сложно найти стратегических партнеров из числа крупных финансово-промышленных групп, не имеющих регистратора, чей бизнес в обозримом будущем не станет пересекаться с направлениями деятельности наших ключевых клиентов.

СФ: В одном из интервью вы сказали, что, учитывая финансовые возможности Computershare и стоимость нашего регистраторского рынка, ей ничего не стоит стать в России монополистом. А разве у вашего владельца, ФК «Уралсиб», таких возможностей нет?
МК: А зачем им на нас тратиться? Это же по сути инвестбанк, который строит финансовую империю, а мы являемся для него непрофильным активом, да еще и приносим ему репутационные риски. Кстати, тот факт, что «Уралсибу» принадлежит регистратор, постоянно вызывает опасения у его иностранных партнеров. По их мнению, такой актив может вызвать на рынке подозрения в использовании «Уралсибом» инсайдерской информации. «Уралсиб» же позиционирует себя как совершенно открытая и публичная компания. Да и «НИКойл» как бизнес ему неинтересен и не нужен. Поэтому в долгосрочной перспективе «Уралсиб» намеревается избавиться от нас как от актива и работать с нами только в качестве клиента.

СФ: Поэтому ваша компания и не была переименована в рамках общего ребрэндинга этой финансовой группы после слияния банка «Уралсиб» с ИБГ «НИКойл» в 2004 году?
МК: Именно поэтому.

СФ: А что, например?
МК: Я думаю, это может случиться в первую очередь, если регистратор будет проявлять излишнюю строптивость в вопросах цен на свои услуги. К печальным последствиям для бизнеса регистратора может привести и массовое хищение акций у акционеров его клиентов. Однако пока самым серьезным основанием является продажа регистратора другому собственнику – что мы и можем сейчас наблюдать на примере «Сибнефти», которая после сделки с «Газпромом» перешла от Р.О.С.Т. к «СР-ДРАГа».

СФ: Кстати, в августе именно «Сибнефть» стала первой компанией, оштрафованной Высшим арбитражным судом из-за ошибок ее регистратора. Каких последствий для рынка вы ждете от этого прецедента?
МК: В данном случае ничего особенного не произошло.

СФ: Разве справедливо, что «Сибнефти» присудили штраф в 8 млн руб. за невнимательность Р.О.С.Т., со счетов которого около трех лет назад было незаконно списано 143 тыс. акций этой компании? Получается, ваш клиент всегда неправ?
МК: Клиент так или иначе несет ответственность за свой реестр. Хотя очевидно, что никто из регистраторов просто так не спустит подобную ситуацию на тормозах – ведь была установлена его ошибка, и его клиент понес убытки. И регистратор будет пытаться компенсировать этот ущерб, чтобы не поссориться с компанией и не остаться без клиента.

Да у нас и без этих судов хватает проблем с клиентами. К примеру, к нам могут прийти со сделкой на $100 млн и совершенно «кривыми» документами по ней. Скажем, у клиента не хватает доверенностей или устарели уставные документы. В итоге получается, что он просто не может сейчас провести в реестре эту сделку. По всей Европе уже сидят банкиры и ждут от него перевода денег за купленные активы, а ему еще месяц собирать документы, чтобы я в соответствии с законодательством смог разрешить провести эту операцию. Ведь завтра он куда-нибудь исчезнет, а ко мне придут из соответствующей инстанции и расскажут, что сделка-то, оказывается, оспариваемая. И проблемы начнутся уже у меня. Люди, бывает, сильно удивляются, когда такая мелкая, в их понимании, сошка, как регистратор, бизнес которого стоит на порядок меньше их сумм на карманные расходы, пытается заморозить сделку на $100 млн. И они, как правило, начинают его «прессовать». А лично мной в данном случае движут не только принципиальность, но еще и самый настоящий страх. Ведь проведение операции с акциями по «кривым» документам грозит и компании, и лично мне много чем: потерей лицензии, здоровья и даже свободы. Вот и приходится лишний раз все проверять – ибо с претензиями-то в первую очередь придут именно к нам.

Станислав Мных
28.11.2005  Секрет фирмы