Интервью: Михаил Дымшиц - «Ерунда все это»
Михаил Дымшиц резок в оценках, потому что у него есть на то веские основания
«Короткие ролики – сжигатели бюджета», «BTL – убийца бизнеса», «нестандартная реклама – отъем денег». Михаил Дымшиц резок в оценках, потому что, по его утверждению, у него есть на то веские основания.
«Глубокая социологическая безграмотность»
«Секрет фирмы»: Михаил, готов рассказать за час все, что думаешь о
маркетинге?
Михаил Дымшиц: Ну, готов. Работа же, сам понимаешь, как у
замполита: рот закрыл – рабочее место убрано.
СФ: Начнем?
МД: Знаешь, существует ошибочное мнение, что я готов
высказываться по любому поводу. На самом деле есть всего несколько
интересующих меня вопросов. Проблема в том, что некоторые из них –
ключевые, например, для рекламных бюджетов. И уже одного этого
достаточно, чтобы многие начали заводиться.
СФ: И что это за вопросы?
МД: Например, сравнительная эффективность различных носителей.
Оказывается, что телевидение – отнюдь не лучший вариант. Мало того,
из всех средств массовой информации он – худший…
СФ: Почему? Там же контакт самый дешевый?
МД: Вопрос в том, как считать. Весь рекламный бизнес построен
на условном параметре – «возможности увидеть» рекламу. Но
рекламодателя он должен интересовать исключительно как
промежуточный. Заказчику нужно знать, сколько людей изменили свое
поведение после того, как увидели рекламу. А в этом плане позиции
телевидения хуже, чем у прессы, раза в три.
СФ: Как ты это определил?
МД: Мы же можем определить предпочтения людей до начала
просмотра рекламных материалов, а затем оценить, как меняются их
предпочтения после старта кампании в зависимости от
использовавшихся каналов.
СФ: То есть опрос?
МД: Да, но я не имею в виду панельные исследования. Они вносят
искажения, которые мы не умеем оценивать. И при всей благодарности
пиплометрии и «единой панели» за то, что они рассказали о
телесмотрении и рекламных эффектах, понятно, что у такой формы
исследования есть побочные эффекты: долгое участие в панели вносит
в поведение исследуемых людей практически неустановимые
искажения.
СФ: А как нужно исследовать?
МД: Строить выборки. Чем точнее технология исследования, тем
больше оно говорит о том, что с точки зрения поведения индивида мы
вообще ничего предсказывать не умеем. Последние 20 лет реклама и
маркетинг все больше стремились к индивидуальному преследованию,
формированию индивидуальной лояльности и прочее. Все это, конечно,
от глубокой социологической безграмотности.
ДОСЬЕ Михаил Дымшиц родился 1965 году. Окончил Первый московский
медицинский институт (сейчас Московская медицинская академия им. И.
М. Сеченова). В 1992–1994 годах – младший научный сотрудник
Института наркологии. В маркетинге с 1989 года. В 1992–1994 годах
работал менеджером по маркетингу компании «Росно». Затем – в РА
«Партнер» (APR Group) и фонде «Общественное мнение». По 2001 год –
директор отдела исследований и стратегического планирования Media
Arts FCB. В 2001 году вместе со своим коллегой по Media Arts
Михаилом Рюминым основал агентство «Дымшиц и партнеры». Клиенты
агентства – компании «Росгосстрах», «Торн» (марка «Кедровый
бальзам»), Central Partnership и др. Биллинг агентства за 2005 год
– $900 тыс. |
«Совершенно разные люди»
СФ: Есть такая присказка: «исследования как сосиски – чем лучше
знаешь, как они приготовлены, тем меньше хочется их потреблять». Ты
что, против цифр?
МД: Нет, я не против цифр. Я за то, чтобы мы относились к ним
критично. Исследования дают интересную информацию, но эта
информация статистическая. Человек не может находиться в состоянии
«знание марки 20%», он ее или знает, или не знает. Вот и к
маркетингу надо относиться статистически: нас интересует рост доли
людей, пользующихся данным товаром. А динамику индивидуального
поведения мы знаем очень плохо, и толком никогда ее не
узнаем.
СФ: Твоя реплика насчет индивидуальной лояльности, за которой
зря гоняются, настораживает. Ведь как раз персонализация работы с
потребителем – сегодня один из главных трендов.
МД: Это не тренд. Это промо маркетинга как брэнда. К реальному
влиянию на потребителя это не имеет ни малейшего отношения. Скоро
выйдет книга Александра Васильевича Жаворонкова «Российское
общество: потребление, коммуникация и принятие решений. 1967–2004
годы», в которой рассказано о любопытном исследовании. В течение
пяти лет наблюдали за несколькими сотнями человек. Так вот, за эти
пять лет изменения в видах деятельности произошли практически у
всех исследуемых. При этом распределение, скажем, на активных и
пассивных, как и распределение между некими другими группами
осталось таким же. Типичное заблуждение маркетинга заключается в
том, что, замеряя использование брэнда, мы думаем, что имеем дело с
одними и теми же людьми. А это – от замера к замеру – совершенно
разные люди.
СФ: Поэтому ты считаешь, что индивидуальную лояльность
невозможно построить? Потому что людей «выбивает из ячеек»?
МД: Никто их не выбивает. Это собственная динамика человека.
Понимаешь, о путях формирования личности психология ничего толком
рассказать не может. Все упирается в слово «мотивация», которым и
объясняют то, что понять невозможно. И что же это такое, откуда оно
возникает и как на нее влиять – на самом деле не знает никто.
«Моя позиция безумно консервативна»
СФ: Выходит, что с одной стороны ты прогрессивный, а с другой –
ортодоксальный. С одной стороны, ты клеймишь пережитки, с другой –
за массовое рекламное покрытие…
МД: Моя позиция безумно консервативна. Она просто звучит иногда
неожиданно. Это потому, что у меня начитанность принципиально выше.
Я еще когда на первом курсе мединститута начал заниматься
психологией, чтобы меня не гнобили психологи, был вынужден знать ее
принципиально лучше, чем они. И когда занялся маркетингом, то
сначала боялся оказаться среди людей компетентнее меня. Я их
слишком переоценивал.
СФ: И как много ты читаешь?
МД: У меня очень высокая скорость чтения. Двадцать книг за
месяц – не вопрос.
СФ: Тогда наверняка есть книги, особенно на тебя
повлиявшие.
МД: Да нет, не сказал бы. Безусловно, есть книги, которые
подходят в качестве обязательного минимума. Но те, что интересны
лично мне, рекомендовать не возьмусь: у каждого свой путь. За
исключением разве что Хекхаузена, «Мотивация и деятельность». Она
отлично структурирует представление о том, что такое психология на
самом деле, что мы знаем и что не знаем о поведении людей. А также
что знают об этом психологи и какова ценность тех или иных теорий.
Вот, например, Фрейд. Он, конечно, молодец, разрешил всем
публиковать обнаженное тело. Но его теория сформулирована на
единичных случаях. Она показательна, но абсолютно не
операциональна. В нашей деятельности из нее ничего не следует. Так
же, как и из пирамиды Маслоу, которую все вспоминают к месту и не к
месту.
СФ: Как ничего не следует?
МД: Это красивая гипотеза, не имеющая к реальности никакого
отношения. Маслоу тоже всю жизнь занимался описанием нескольких
людей, и он честно об этом пишет. Ему, когда он был студентом,
стали интересны несколько человек. И, собственно говоря, тому,
чтобы понять, как такие люди получаются, он и посвятил всю свою
жизнь.
СФ: А как тогда решается эта проблема на самом деле? У тебя
есть своя антигипотеза?
МД: Дело не в этом. Как идеологический конструкт гипотеза
Маслоу весьма привлекательна, но он никогда не предлагал
измерительных инструментов. И мы можем обсуждать мотивацию
потребителя в пространстве самых разных концепций. Другое дело, что
для описания потребительского поведения все эти сложности по
большому счету не нужны. Потому что я не собираюсь обсуждать
поведение конкретного потребителя. Это неинтересно. Это
неинформативно. Мы всегда должны работать на статистике. А сколько
бы мы ни наблюдали за человеком, мы никогда не сможем с необходимой
точностью угадать, что же он сделает в следующий момент.
«Ничего, кроме вреда»
СФ: А как быть с директ-маркетингом или BTL? То есть инструментами
коммуникации, адресованными индивиду. По идее, ты их тоже должен
отвергать?
МД: К директ-маркетингу я отношусь хорошо. Для многих товарных
групп это необходимое и достаточное мероприятие. Но есть рынки, где
директ-маркетингу делать нечего. Заниматься им на рынке порошков,
соков и бакалейных товаров – маразм. Эти рынки всегда останутся за
массовой коммуникацией. А что касается BTL и промоакций: господа,
BTL – это убийца бизнеса. Единственное положительное действие BTL –
это борьба с проституцией в регионах: девчонок занимать. Любая
промоакция размывает брэнд, снижает цену покупки, и в результате вы
уже никогда не заставите потребителя покупать товар по справедливой
цене.
СФ: Ты имеешь в виду скидки?
МД: Конечно. BTL-акция – это всегда прямая или косвенная скидка
покупателю. И кроме первичного знакомства с продукцией новых
брэндов, например косметики или продуктов питания, в течение
первого года, BTL-акции ничего кроме вреда не приносят.
«Медиапланирование безумно переоценено»
СФ: А ты никогда не экстраполировал индивидуальную реакцию на
типологически близкие сообщества людей? Скажем, на основании
собственного опыта, интуиции?
МД: Никогда. Мы давно занимаемся тестированием рекламы – больше
десяти лет. Но лично я угадываю «хороший или плохой» ролик только в
15% случаев. Казалось бы, мог бы научиться. Конечно, есть набор
ошибок, которые заметны сразу. Полное барахло я отсортировать могу…
И то иногда ошибаюсь… Но сказать, будет ли материал эффективен,– не
возьмусь.
СФ: Но есть противоположный подход – «информированная
интуиция». Ее сторонники говорят, что полагаться на количественные
методы – все равно что с глобусом ориентироваться по городу. А
интуиция специалиста, напротив, достоверно обобщает картину
мира.
МД: Ерунда все это. Есть вопросы, в которых можно полагаться на
экспертное мнение. Например, я знаю текущий рейтинг средств
массовой информации и за две минуты составлю медиаплан, способный
продуктивно работать. К слову: медиапланирование – безумно
переоцененная вещь и очень простая процедура на самом деле. Здесь
чем формальней подход, чем меньше творчества, тем лучше.
«Им никто не верит»
СФ: Учитывая новые квоты на телерекламу и прогнозы повышения цен,
можно предположить, что бюджеты пойдут в другие медиа…
МД: Не факт. Рекламодатели могут принять решение все деньги,
которые тратились ранее на нетелевизионную рекламу, отдать ТВ,
тогда другим вообще ничего не остается. Такой сценарий тоже
возможен…
СФ: …для десятка крупнейших рекламодателей, для которых
телевидение с учетом охвата и стоимости контакта – оптимальный
носитель. А середняк, наверное, будет думать.
МД: Нет, не будет. Середняк пойдет во всякий бред, вроде
продакт-плейсмента и спонсорства, никем не отслеживаемый.
СФ: Я знаю, что тебе должны на это говорить: «Я видел
спонсорский ролик, он мне запомнился».
МД На это я отвечаю: «Как психиатр, об особенностях
индивидуального поведения я могу рассказать гораздо больше, чем
любой специалист». Мы же занимаемся статистикой. Это как в историях
про продакт-плейсмент: «Я видел в детстве бутылку коньяка в кино, и
через 30 лет наконец-то смог ее купить». Это опять – индивидуальное
поведение. А уровень индивидуальных реакций может быть любой.
Нормально все-таки, когда, заплатив за эфирное событие, вы уверены,
что количество людей, на это эфирное событие реагирующих,
достаточно, чтобы компенсировать ваши затраты.
СФ: То есть немедийные коммуникации ты не любишь?
МД: Чем позже появляется способ рекламы, тем хуже он работает.
Это общее правило. Потому что, скажем, интернет уже рекламных
эффектов не имеет…
СФ: Да ну.
МД: Рекламный эффект – это когда ты сегодня сидишь перед
телевизором, а завтра идешь в магазин и у тебя под воздействием
просмотренного рекламного блока меняются предпочтения. Интернет –
это система директ-маркетинга: увидел–заказал–оплатил. И еще никто
не доказал, что последствия банера, который человек видит сегодня,
существуют на следующий день.
СФ: «Не доказано» еще не значит «отсутствует».
МД: В маркетинге «не смогли доказать» переводится как «эффект,
может, и есть, но такой маленький, что тратить на это деньги, даже
маленькие – вредно».
СФ: А почему маленький? Какая разница – смотреть в телеэкран
или монитор?
МД: Потому что в интернете безумная контент-зависимость.
Человек реагирует только на сообщения той тематики, ради которой он
находится на сайте. И все. В прессе бывает контент-зависимость. На
телевидении контент-зависимости практически нет. Кроме разве что
информационных передач. Им никто не верит и переносит это неверие
на включенную в передачу рекламу.
СФ: В нестандартную рекламу ты не веришь тоже потому, что нет
доказательств? А если они появятся, поверишь?
МД: Знаешь, это как в истории с buzz-маркетингом. Существуют ли
примеры товаров, продавцы которых получили удовлетворяющие их
эффекты за счет сплетен и слухов? Безусловно. Но были ли эти
ситуации смоделированы? Нет. Слухи – это реальное социальное
явление. Но смоделировать его как кампанию пока никому не удалось.
Так и со всем остальным.
«Дистрибуция и все»
СФ: Тогда получается, что твои рецепты, особенно с учетом тезиса о
минимальных границах рекламного давления – очень затратны и годятся
только крупным компаниям.
МД: Неправда. Большинству российских производителей все это
вообще не требуется. У нас были случаи, когда при проведении
исследования мы говорили: ребята, вам рекламную компанию делать
нельзя.
СФ: А что нужно?
МД: Заниматься выкладкой,
дистрибуцией, упаковкой. Мы им говорили, что если они начнут
рекламироваться, то это совершенно не значит, что продажи вырастут.
И у нас были случаи, когда после начала рекламирования объемы
продаж падали. Я бы вообще изменил постановку вопроса. Не «как
рекламироваться», а «рекламироваться ли вообще». Потому что реклама
нужна далеко не всем товарам.
СФ: А маленьким компаниям? Какая у них должна быть стратегия
продвижения?
МД: Какая там стратегия продвижения…
Дистрибуция – и все.
СФ: Но ведь именно им, по идее, адресованы инструменты
нестандартной рекламы?
МД: Нестандартная реклама – это
просто отъем денег. Причем крайне нечестный. Потому что если они
выпускают, скажем, формочки для теста, то ничего кроме как
продаваться в магазинах, торгующих бытовыми мелочами, им не
требуется. Им надо развозить свою продукцию и выкладывать ее на
полки. Какая к черту реклама? Никому это не нужно, все это только
распыляет средства и отвлекает внимание от того, что надо делать на
самом деле.
СФ: Ох, не полюбят тебя за эту позицию сторонники новаций в
маркетинге.
МД: Мне на их любовь наплевать. Когда я
начинал заниматься этим вопросом, я не стремился доказать, что
какие-то методы неэффективны. Наоборот, я искал эффекты. Мне часто
говорят: вы плохо к этому относитесь. Да мне это по большому счету
безразлично. Но все исследования проводились для того, чтобы найти
эффекты, а не доказать, что реклама на массовых рынках – говно.
Думали, что она эффективна, но – не получилось.
«Менеджеру это вряд ли понравится»
СФ: А как же надо тогда заниматься рекламированием? Как строить
брэнд?
МД: В каждом конкретном случае – принимать решение.
Нет технологий построения брэнда, есть технологии принятия решений.
В зависимости от товара, дистрибуции и кучи других параметров. Но
следует понимать: вклад рекламной коммуникации в объем продаж
составляет не более 15%. А все остальное – дистрибуция и качество
товара.
СФ: Может, тогда реклама и маркетинг и не нужны вовсе, если
это всего 15%?
МД: 15% в факте покупки. Вклад в то, что
человек предпочел именно этот товар. А вот вклад в цену покупки уже
гораздо больший. И реклама может создавать там до 80% эффекта. Две
разные вещи – факт покупки и цена, за которую люди покупают.
СФ: Твоя позиция о необязательности рекламы должна очень
нравиться рекламодателю.
МД: Только если он – владелец
бизнеса. Если же это менеджер и ему надо освоить бюджет, то,
конечно, ему это вряд ли понравится.
«Не гадости»
СФ: Ты часто выступаешь на публичных мероприятиях. Что тебя толкает
на это?
МД: Часто не представляется другой возможности
разобраться в какой-нибудь теме, кроме как подписаться на
выступление.
СФ: Недавно на конференции по молдавским винам ты сказал, что
вся их продукция – дрянь, и вообще такого брэнда не существует. И
тебя чуть не побили.
МД: Я не говорил, что их вино –
дрянь. Я сказал, что у молдавских вин нет имиджа, и, по всей
видимости, это хорошо, так как если бы он был, то был бы плохим.
Присутствующие завелись. Но я оказался прав: молдавские вина теряют
рынок. Впрочем, я говорил это не потому, что мне это приятно. Мало
того, я сказал им, что нужно сделать. Но они все равно ничего не
сделали.
СФ: А что тебя заставляет выходить на сцену и говорить людям
гадости?
МД: Не гадости. И не людям. Я говорю о товарах и
решениях. Хотя меня отчасти и зовут, чтобы оживить весь тот бубнеж.
Но в том, что я говорю, нет прикола. Просто я могу себе позволить
более яркую форму. Но иду я туда, потому что мне интересно
структурировать собственные знания. Как говорится, «пользуясь
случаем, хочу сказать…»
«Это – не я»
СФ: Суммируя твои идеи, могу предположить, что креатив ты тоже
считаешь врагом прогрессивного рекламодателя.
МД: Смотря
что называть креативом. Любой рекламный материал требует
творчества. По результатам исследований я не могу сказать, как
продукт нужно рекламировать. Для этого нужны творческие люди. Да, я
негативно отношусь к прыжкам и ужимкам, популярным сейчас на
телеэкране. Более того, наше исследование 200 рекламных роликов,
BAAR-index, показывает: действительно, более 70% рекламы негативно
воспринимается зрителями. И это лидирующие в прокате ролики, на их
трансляцию потрачены миллионы долларов.
СФ: У тебя не возникала мысль на базе своих знаний создать
продукт самостоятельно и сделать все правильно?
МД:
Линейный менеджмент – это повседневная рутина. Я хорошо понимаю ее
необходимость, но самому заниматься ею мне не хочется. К тому же
есть вещи, которые я просто не в состоянии делать. Например, сейлз.
Продавец – человек, двадцать раз за день поющий одну и ту же песню.
Я так не могу. При том что это очень уважаемый труд, ключевой. 80%
продаж, как мы теперь знаем,– это дистрибуция. Но это – не я. Я для
этого условия создаю.
Константин Бочарский
03.04.2006
Секрет фирмы