Нерусский дух

После окончания Института шелка и художественной шелкографии в Индии и работы у брата собственного дедушки портной Сэмми Котвани объехал много стран. Он шил и в Африке, и в Западной Европе, пока не состоялся судьбоносный разговор с одним из клиентов. «Я дружил с бельгийцем, большим начальником, он часто приглашал меня в гости по субботам, – рассказывает Котвани. – И вот однажды едем на его шикарном Jaguar, а он жалуется: «Сэмми, я бедный!» «Такая машина, а ты говоришь, что бедный!» – удивился я. А он отвечает, что не может позволить себе Rolls Royce. Тогда я в шутку спросил, что мне сделать, чтобы стать таким же «бедным». И он посоветовал ехать в Россию: даже помог сделать визу, а на прощание дал три совета: заниматься только тем, что умеешь делать, «держаться» и не уезжать минимум полтора-два года, если поначалу будет сложно. Третье наставление больше всего удивило и напугало Сэмми. Его бельгийский друг посоветовал ни в коем случае не общаться с русскими девушками, которые говорят по-английски, «потому что они все из Кей-Джи-Би». Так в 1989 году индийский портной оказался в России.

Английский костюм от индуса

Сегодня Сэмми уже не боится русских девушек. В его собственном ателье Imperial Clothing в Гостином дворе, где он снимает мерки с известных политиков, бизнесменов и звезд, с портретов на стенах смотрят друг на друга Владимир Путин и Нурсултан Назарбаев. На портрете кисти Никаса Сафронова российский президент облачен в одежду, которую носили западноевропейские монархи. А вот на президенте Казахстана – современный костюм, пошитый его личным портным – Котвани. Назарбаев даже участвовал в открытии его салона в Алматы. «Он говорил, – вспоминает Сэмми, – что у него всего два индийских друга: первый – господин Миттал (Лакшми Миттал – владелец Arcelor Mittal, крупнейшего в мире сталелитейного холдинга. – Прим. «Ко»), а второй – господин Котвани».

Русская пословица «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» очень по душе Сэмми Котвани. «Когда я шью свадебный костюм, 9 из 10 клиентов приглашают меня на свадьбу. Семнадцать лет назад я начинал с того, что обшивал дипломатов и иностранцев, которые жили в Москве. Но понял, что русские клиенты для меня важнее – это ведь их страна. Позже я отправился в Лондон учиться менеджменту в области портновского дела, а когда вернулся, то сконцентрировался на русской клиентуре и не проиграл», – говорит Котвани. Тогда за неимением своего офиса он еще ездил к заказчикам домой или на работу. Однажды Владимир Ресин (руководитель столичного стройкомплекса. – Прим. «Ко») спросил адрес салона Котвани. Вскоре индийский портной стал арендатором офиса в только что отреставрированном Гостином дворе. По его словам, 300 кв. м – конечно, слишком много для салона, но «отказать такому именитому человеку невозможно». Хотя портной не раскрывает планы по расширению бизнеса, помимо столичного ателье и салона в Казахстане, вывески Imperial Clothing можно обнаружить в Санкт-Петербурге, Киеве, Новосибирске, Баку и Ташкенте. В любом из них портные снимают с клиентов мерки в дюймах – чтобы не было проблем у английских портных в Лондоне, которые будут шить костюм. Вскоре Котвани собирается привлекать франчайзи, чтобы открыть по салону в каждом городе-миллионнике. «Россия – не Африка, где сегодня снимаешь мерки с министра, а завтра он уже не министр. Там заказов было много, а денег не платили», – рассказывает он. Правда, в России ему тоже не все клиенты нравятся: у тех, кто с порога спрашивает, сколько стоит костюм, портной заказы не принимает: «Это же штучная работа, как можно!» Сэмми наотрез отказался говорить с «Ко» о расценках на его услуги. «Нет у меня конкурентов в Москве, – «жалуется» он. – Было много ателье в СССР, где они сейчас? По подвалам ютятся. Шьют по 5 – 7 костюмов в месяц. Я пытаюсь поддерживать русских портных. Продаю им как официальный дистрибутор ткани. Но всегда предупреждаю: не продешевите, не смейте брать меньше денег с клиента!»

Sausage: трудности перевода

По мнению Джона Уоррена, владельца цеха по производству колбасок (продукт, который на английском языке называется sausage и не имеет ничего общего с традиционными советскими сосисками), отсутствие конкуренции – это идеальная среда для развития небольшого бизнеса. «Представьте, что если бы я вдруг начал делать традиционные колбаски в Англии, где рынок и так переполнен?» – задает он риторический вопрос. А здесь, в России, чтобы успешно продавать свой товар, ему не нужно даже рекламы – а только «сарафанное радио» экспатов, ради которых все предприятие и задумывалось. Производство колбасок – уже второй бизнес Джона Уоррена в России. Он приехал сюда в 1991 году, три года прожил в Москве, работая в компании, которая торгует зерном, а потом переехал в Ростов, где открыл Agrafin – фирму, занимающуюся кредитованием фермеров и закупками у них продукции на экспорт. Но в 1998 году эта компания обанкротилась, и на некоторое время Джон вернулся в Лондон. Поработав в Сити, он заскучал по России. Покупая продукты перед полетом в Москву, он набрал своих любимых колбасок, которые всегда удивляли таможенников. Тогда ему в голову пришла идея о собственном производстве. Джон даже помнит точную дату – это было 2 мая 2004 года. «Первоначальные инвестиции в мой бизнес составили всего $60 – за мясорубку с «Горбушки» и упаковку оболочек. Еще не получив никаких сертификатов, я начал делать колбаски у себя на кухне. Пришли друзья, попробовали, оценили, – рассказывает он. – Сейчас у меня не фабрика, нет. Всего лишь цех. Знаете, это слово даже на английский сложно перевести (Джон говорит на безупречном русском. – Прим. «Ко»). Цех площадью 212 кв. м в подмосковном Королеве силами 15 сотрудников – русских и украинцев – в месяц производит 6 тонн колбасок 26 видов. В принципе можно и 20 тонн. Мы поставляем продукцию в сети «Глобус-гурме», Metro, а также доставляем клиентам напрямую».

Оборот его компании составляет около $1 млн в год. Такие гиганты, как мясокомбинаты «Черкизовский» и «Микоян», конечно, не замечают присутствия Джона на рынке. Впрочем, это взаимно. «Российские сосиски – это совершенно другой продукт, настолько другой, что я даже борюсь за регистрацию торговой марки «sausage» в России, раз уж я монополист на этом рынке», – говорит Уоррен. Он уверен, что, если взять что-то очень привычное для страны, где ты родился, и сделать бизнесом там, где это будет экзотикой – успех обеспечен, даже если ты был двоечником в школе и не получил Masters Degree.

Сочи ждет кухня haute couture

Джон Уоррен мог бы потягаться в поварских навыках с итальянцем Карло Греко, но у последнего серьезный послужной список – работа в ресторанах Монако, Италии, Франции, Швейцарии и Великобритании. При этом уже несколько лет всем им он предпочитает Россию, где собирается зарегистрировать свою компанию по оказанию консалтинговых услуг рестораторам.

«Ресторанный бизнес развивается вслед за политикой, – считает Карло, и у него есть тому доказательства. – Недавно я вернулся из Сочи, где разрабатывал концепцию для ресторана со средиземноморской кухней. Там, где инвестируются миллиарды, люди, как правило, хотят вкусно питаться. Да и какой курорт мирового уровня без отличной кухни?»

Карло Греко, как и многие его коллеги и соотечественники, попал в Москву, когда в российской столице началась мода на итальянскую кухню, которая сменила французскую. «Не потому, что приелась, – объясняет он. – Итальянская кухня выгоднее по себестоимости, на ее блюда можно делать наценку 300 – 400%, а на французские – лишь 200%. А вообще выгоднее всего содержать суши-бар. Наценка на японскую кухню доходит до 800%. Правда, для того чтобы кормить посетителей роллами, ресторатору даже не нужно привозить японского повара, русские и сами справятся».

За несколько лет Карло успел поработать в трех московских ресторанах: «Леонардо», Villa и La Voile. Между «Леонардо» и Villa был небольшой перерыв в его жизни в Москве. Посчитав, что не очень этично переходить от одного хозяина к другому в том же городе, Карло некоторое время снова работал в Монако. Теперь потенциальные работодатели станут его клиентами. 

«Ресторанный бизнес сегодня выгоднее даже инвестиций в недвижимость – можно вернуть вложенные деньги не за пять лет, а за два года, – рассказывает Карло. – В России нет нормальных учебных заведений для поваров, поэтому рестораторы так активно нанимают иностранцев». Работа шеф-повара – это в большей степени менеджмент: разработка блюд, обучение и управление персоналом, общение с поставщиками. «Свой ресторан я если и открою, то только ближе к пенсии. Ведь в своем заведении нужно готовить самому, никому нельзя доверить собственное имя», – говорит Карло. Поэтому пока «кулинарный консалтинг» для него идеальное занятие. Консультант, по сути, выполняет те же функции, но выступает уже не как наемный работник, а как бизнесмен, оказывающий услуги клиентам. «Как правило, мне показывают выбранное помещение и спрашивают, что можно с ним сделать. Я пишу бизнес-план, предлагаю несколько вариантов меню с разным бюджетом. Набираю и обучаю русских поваров. Привожу к ресторатору поставщиков продуктов и оборудования. Некоторые клиенты пользуются услугами консультантов годами, а не ограничиваются привлечением их для разработки первоначальной концепции».

Минимальный порог стоимости таких услуг составляет 5000 евро – сумма, сравнимая с месячной зарплатой шеф-повара в московском ресторане. Дорогие рестораны сегодня появляются во всех российских городах, и спрос на услуги пока превышает предложение. Хороший повар может найти работу в любом мегаполисе мира, и его зарплата будет приблизительно одинаковой. А вот вырасти из повара в бизнесмена в России значительно легче, потому что рынок требует таких услуг: «В СССР в повара шли те, кто не мог найти другой работы, а готовить в столовой котлеты – это не ресторанный бизнес. Теперь при моей помощи русские наверстывают упущенное по части культуры еды». Фирма, которую зарегистрирует Карло Греко, будет российской. «Здесь, конечно, все сложнее, но зато можно сделать все, законы резиновые, и свобода для творчества большая. В Европе все по-другому», – резюмирует он.

Свиньи – чужие, коровы – свои

Пока Ларс Кристенсен приезжает на работу в московское представительство компании Skiold к семи утра. Датская организованность, помноженная на большое желание избежать пробок. Но скоро его график работы изменится.

По первому образованию Ларс – агротехник. Он занимался фермерством в родной Дании, в Австралии и в США, а затем получил бизнес-образование в сфере сельского хозяйства и пришел в компанию Skiold (специализируется на производстве и поставках технического оборудования и систем управления для свиноферм), которая искала людей для работы на восточноевропейских рынках. Затем он перешел в компанию Cimbia Unigrain, но, когда руководство Skiold пригласило его открывать московский офис компании, с радостью переехал в Москву. «У нас был план – за три года работы в России добиться годового оборота в 15 млн евро. В мае мы достигли желанного показателя, и мне захотелось чего-то нового». Теперь Ларс Кристенсен открывает собственный фермерский бизнес, которым займется со своим русским партнером Сергеем Шихаревым, главой компании «Маркон», владеющей сетью киосков быстрого питания «Стардог!s».

«Фермы – это очень традиционно для Дании. Я хочу принести на лучшие в мире российские земли датские ноу-хау. Пока мы берем в аренду 1500 га в Тамбовской области: часть этих земель будет засеяна и засажена, а часть станет пастбищем для 5000 – 8000 коров. Инвестиции составят 2 млн евро, половину из которых предоставит партнер. За два года станет ясно – получится или нет. Если повезет с погодой, – шутит Ларс, – то за два года можно выйти на окупаемость. Мы хотим продавать продукцию под нашим брендом только в магазинах и ресторанах. И быть может, поставлять ее «Маркону». Мечта Ларса – открыть в России сельскохозяйственный колледж. С 1992 года, в том числе по делам Skiold, он объехал всю страну и не понаслышке знает о дефиците квалифицированных работников в сельском хозяйстве.

Выходец из Великобритании Ричард Уиллоус, хотя и не пытается претворить в жизнь мечту Ларса Кристенсена, вполне может считаться успешным российским фермером. В 2002 году он и его коллега Колин Хинчли учредили в Пензе ООО Heartland Farms – российскую компанию, владельцем 100% акций которой является британская Heartland Farms. Резюме Уиллоуса во многом напоминает биографию Кристенсена. Он возглавлял фирму по производству и поставке солода, которая в начале 1990-х годов пришла на отечественный рынок. Годы работы позволили ему познакомиться с потенциалом сельского хозяйства в России, и в итоге он обосновался в Пензе. «Сейчас Россия – этой мой дом. Хотя мы единственные англичане в Пензе, здесь к нам очень тепло относятся. Но, конечно, нужно заметить, что у нас есть огромное преимущество – мы очень хорошо узнали Россию еще до того, как сюда переехали», – говорит он.

Пока у Heartland Farms в управлении 12 000 га пензенской земли, но через три года будет уже 27 000. Даже несмотря на засуху этого лета, ожидаемый доход в 2007 году – 100 млн рублей. По словам Ричарда Уиллоуса, 30% инвестиций уже удалось вернуть. Что в принципе неудивительно. У Heartland Farms – серьезные клиенты: свеклу закупает глобальная компания, торгующая сахаром, Czarnikow Sugar, солод – SunInterbrew & Cargill, а зерно – «Пензахлебпродукт». Разводить скот Heartland Farms не планирует, предпочитая сконцентрироваться на том, в чем уже накоплен большой опыт.

Ричард Уиллоус тепло отзывается об администрации Пензенской области, которая, по его словам, очень заинтересована в развитии сельского хозяйства и дает субсидии на закупку семян и азотных удобрений, а также предоставляет налоговые льготы. Кроме того, подчеркивает он, есть и федеральные схемы поддержки фермеров, например, субсидии на закупку оборудования и топлива.

Без водки, медведей и балалаек

Любовью к перемене мест особенно славятся люди универсальных профессий, которые могут работать из любой точки земного шара. Но если российские веб-дизайнеры предпочитают зимовать в Гоа, то для швейцарского гражданина, который пожелал не называть своего имени, по душе зимовка в такой кипящей событиями стране, как Россия. Его компания зарегистрирована в Швейцарии, но при этом у нее нет ни офиса, ни постоянных сотрудников – аутсорсинг позволяет предложить больше услуг клиентам, а также сэкономить на аренде помещения и зарплате штатным сотрудникам. Все фрилансеры, которых нанимают на проекты, находятся в Восточной Европе – у них не такие высокие гонорары. А вот клиенты – только из Старого Света.

«У меня российская бизнес-виза, – рассказывает швейцарец. – Она позволяет мне проводить переговоры, но не работать. Поэтому я не совсем уверен в легальности того, что я здесь делаю. Если общаюсь с теми, кто работает над моими проектами, по Интернету, то это следует квалифицировать как переговоры или как работу? Кроме того, я полагаю, что мои российские фрилансеры не декларируют свои доходы. Может быть, и стоило бы зарегистрировать компанию в России, но бюрократия мне сделать этого не дает. С одной стороны, сначала нужно получить разрешение на работу. Но его необходимо получать от компании. А если компания еще не учреждена, то как получать разрешение на работу? Можно нанять главного менеджера, который управлял бы бизнесом первые несколько месяцев, но в России у главных менеджеров прав больше, чем у владельцев компании. В этом случае мне нужно найти человека, которому я доверял бы, как себе, но пока я еще не встретил в Москве такого. С другой стороны, так у меня больше свободы».

Впрочем, гражданин Швейцарии представляет собой, скорее, исключение из правил. После беседы с персонажами статьи у корреспондента «Ко» сложилось впечатление, что бюрократия и коррупция не мешают иностранцам, по крайней мере, мешают не так сильно, как об этом рассказывают соотечественники. «Ты должен принять механизмы бизнеса в России, – советует Ларс Кристенсен своим возможным последователям. – Если не принимаешь, то тебе здесь нечего делать». Он долго думает, прежде чем ответить на вопрос, нужно ли что-то менять в российской бизнес-среде, и наконец отвечает: «Коррупция, возможно. Но это не про мой бизнес. Пусть он меньше, чем мог бы быть, но мы решили, что будем играть по-другому. Быть может, если бы я работал с нефтью и газом, у меня появилась бы другая точка зрения, но я ничего не знаю об этой индустрии. Поэтому не хочу ничего менять в российском бизнесе и больше всего уважаю то, что здесь все строится на огромном доверии. Если я честен, то вызываю доверие у моего русского партнера. Да и вообще в России бизнес-партнеры становятся друзьями. Но должен сказать, что такого партнера я искал четыре года».

Все иностранные бизнесмены сходятся на том, что доверие – это главное, что нужно для успешной работы в России. Но есть и оборотная сторона медали. «Меня все предупреждали, как сложно найти русского, которому можно доверять. Да вы только подумайте, как сложно русскому, особенно из сельской местности, поверить иностранцу», – делится опытом Ричард Уиллоус. Всем героям этой статьи везло – русские им верили и верят. Сэмми Котвани его клиенты даже помогли с видом на жительство – только бы не лишиться любимого портного.

Порой у Джона Уоррена не было денег, чтобы выплатить своим сотрудникам зарплату. Но они не ушли от него. «Я могу, к примеру, очень хорошо что-то продать. Но я плохой управленец, поэтому просто стараюсь объяснить своим работникам, что мы делаем общее дело. Я не могу продать колбаски, если они не будут их производить. А если я не смогу их продать, то они не смогут поехать отдыхать в Турцию и вообще не смогут исполнить свои мечты. Кажется, такая мотивация работает».

Но не все русские подчиненные оказываются такими надежными. Швейцарский веб-дизайнер рассказывает, что фрилансеры из его страны сразу сообщают, если у них возникли проблемы с выполнением заказа, а россияне – искренне удивляется он – ждут до последнего, никак не сигнализируя о трудностях, или попросту «испаряются», когда понимают, что работа им не по плечу.

«В Англии ты снимаешь трубку телефона, – делится Ричард Уиллоус, – заказываешь все, что тебе нужно, и это немедленно срабатывает. Здесь все не так». Все, кроме иммиграционного законодательства. В этом году его снова поменяли, жалуется швейцарец. Да и компанию зарегистрировать непросто, если, конечно, ты не радуешь региональных чиновников, спасая от запустения черноземные земли и сельское хозяйство. Но иностранцы едут и остаются. «Я пока не встречал человека, который бы приехал сюда, поработал и сбежал. Здесь точно веселее, чем в Монако», – считает Карло Греко. «Если вы хотите, чтобы все в жизни было предсказуемо и расписано в дневнике по минутам, вам не нужно ехать в Россию», – подводит итог Ларс Кристенсен.

Правда, таких людей в России гораздо меньше, чем мигрантов, приезжающих строить дома и торговать на рынке. Согласно статистике, приток трудовых мигрантов за первое полугодие 2007 года вырос почти вдвое – с 66 500 до 117 300 человек. Но среди этих сотен тысяч «элитных» мигрантов из дальнего зарубежья – единицы. Во-первых, большинство из тех, кто хотел приехать в Россию, сделали это в бурные 1990-е годы, когда на рынке был дефицит всего, и любое новшество работало «на ура». Во-вторых, как и подобает среднему классу в России, мелкие предприниматели-иностранцы представляют собой очень тонкую прослойку. Сегодня отечественных потребителей уже сложно чем-то удивить, поэтому теперь сюда рвутся на вакансии сотрудников транснациональных компаний.