Победа при «Грюнвальде»

Все началось утром 1 января 2001 года. Евгений Тростенцов — преуспевающий региональный дистрибутор продуктов питания (в числе его активов — крепкая логистическая цепочка по поставкам дешевой водки в районы компактного проживания нефтяников и газовиков), с телевизионным пультом в руках лежит дома на диване (редкий случай!) и натыкается на передачу про экомагазины в Европе. Спрашивает у жены: «Что это такое?», «Первый раз слышу», — отвечает та. На другой день он вылетает в Германию — посмотреть на экомагазины живьем. Через месяц летит опять, на специализированную выставку экологических продуктов*, и заболевает этой темой. Объявляет о своем новом проекте — сети экосупермаркетов. Ищет соинвестора и находит. В 2005 году открывает в Москве магазин «Грюнвальд».

Дальше начинается самое интересное. Дело в том, что рынок экологических продуктов и экологического ритейла, бурно развивающийся на Западе (15–20% роста в год на фоне общей стагнации), в России как отсутствовал в 2001 году, так и сейчас практически отсутствует. Рассказывают про немца, который в Тульской области завел биоферму на 13 коров, но недавно сбежал оттуда, не выдержав прелестей общения с местной администрацией. Открывшиеся было в Москве экомагазины, кроме «Грюнвальда», благополучно закрылись. Несколько интернет-проектов работает в режиме поставок под конкретный заказ, продукты привозят из Европы раз в неделю. Что касается «Грюнвальда», то движения в сторону сети пока не видно никакого, объект на Рублевке остается уникальным.

Неужели вышла промашка с трендом? И не в этом ли причина появления винного погреба, шоколадной франшизы, рынок алкоголя и сладостей разогревать не надо? В интервью «Эксперту» Тростенцов объяснял, почему речь идет не о поражении, а наоборот, о победе.

— Евгений, объясните, каким бизнесом вы занимаетесь?

— Я предпочитаю заниматься только такими проектами, которые никто еще в стране не делал. И создание «Грюнвальда» как первого экосупермаркета в России кажется мне гораздо более захватывающим, чем, скажем, последующее его тиражирование.

— Насколько можно судить, сокрушительного финансового успеха у «Грюнвальда» нет?

— На быстрый успех никто и не рассчитывал. Потому что одно дело — открыть новый магазин на волне какого-то модного тренда, а другое дело — выстраивать долгосрочную программу. «Грюнвальд» — лишь маленькая составная часть концепции развития органического бизнеса в России.

— Значит, в рамках этой концепции вы еще что-то собираетесь делать, кроме магазинов?

— Не собираемся, а делаем. Первое: в рамках корпорации «Органик», в которую входит «Грюнвальд», происходит сертификация земли — по стандарту, принятому западными экологическими союзами, потому что у нас нет стандартов, вернее, нет технических регламентов экологического сельского хозяйства. Второе: выстраивается сельскохозяйственный бизнес по этим стандартам, то есть речь идет о производстве экологической продукции, которая будет продаваться в том числе и в «Грюнвальде». Это совершенно новый уровень ведения сельского хозяйства, в полной гармонии человека с окружающей средой, с передовыми технологиями экологического земледелия. Понятно, что эта программа рассчитана на десятки лет, и в перспективе регион, где она уже реализуется, должен превратиться в центр духовной, просветительской и социальной жизни.

— Что такое корпорация «Органик»?

— Корпорация «Органик» — это холдинг, полностью контролируемый структурами Николая Цветкова, которому принадлежит и контрольный пакет «Грюнвальда». Как известно, Николай Александрович сторонник здорового образа жизни, и именно под его началом сегодня реализуются все серьезные экопроекты.

— Ваша роль здесь какова?

— Я занимался разработкой всего концепта и непосредственно созданием пилотного проекта «Грюнвальда». Это же не просто магазин, это еще и целая сеть производств: экологического хлеба, полуфабрикатов, салатов, шоколада. То есть потенциал «Грюнвальда» — это обслуживание сети экологических супермаркетов.

— Когда появится сеть? Вы ведь даже второй магазин не открыли, а обещали — в прошлом году.

— Повторю: на сегодняшний день у акционеров есть понимание, что это очень серьезный проект, который будет прибыльным при условии правильного планирования. Поэтому и создана разветвленная структура, занимающаяся и сельским хозяйством, и сертификацией экологических продуктов, и дистрибуцией этих продуктов, и ритейлом. Планы по открытию других магазинов немного скорректированы по времени, и сейчас мы активно смотрим все площадки, которые существуют, иной раз по несколько площадок в течение недели, и выбираем оптимальное решение. Но от этих планов никто не отказался.

— Какой срок у вас контрольный?

— Вся программа рассчитана примерно до 2020 года.

— А спрос внутри страны на экопродукты есть?

— Если честно, мы вначале рассчитывали на одну категорию покупателей — с доходами выше среднего. Но сейчас мы видим, что очень весомая доля наших покупателей (не буду называть проценты, потому что это закрытые данные) не принадлежит к сверхобеспеченным. Это примерно так же, как в Германии: да, он может питаться сам обычными продуктами, но у него есть ребенок, у него есть супруга, которая ждет ребенка, и он покупает для них эти продукты. Или, к примеру, мясо, шоколад — для многих это дорого, но фрукты, детское питание, молоко, хлеб они берут постоянно.

«Другой» магазин

— Вот вы сказали, что занимаетесь уникальными проектами. В чем уникальность экосупермаркета как проекта, ведь все это уже есть на Западе?

— Когда я приехал в первый раз в Германию посмотреть на биомагазины, то не понял, в чем дело: ну обычный магазин, допустим, хлебный. Просто у них рынок настолько развит, что им достаточно повесить вывеску с приставкой «био-», и люди поймут, что находится на полках этого магазина. А в России культура потребления экологических продуктов не столь развита. Поэтому наша задача была построить магазин нового формата. Когда вы сюда заходите, вы понимаете, что попали не в очередной, даже люксовый, супермаркет. Непосредственно в торговом зале мы на деревянной мельнице размалываем альпийское зерно на муку, с помощью автоматической темперирующей машины из бельгийского экологического шоколада делаем конфеты.

Нужна была также серьезная подготовка специалистов, мы обучали персонал пять месяцев, некоторых возили в Германию, для того чтобы они понимали, о чем идет речь. И эти люди должны были разделять философию нашего бизнеса, когда им не все равно, что продавать. Сегодня те, кто у нас в торговом зале работает, наверное, одни из самых просвещенных в области экологии людей. Они знают производителей, способы производства, стандарты, которыми те руководствуются. И самое главное — они лично знакомы со многими производителями, так как они приезжают сюда, а мы были у них на производстве. Это определенная степень доверия.

— То есть в экологический бизнес берут не всех?

— Очень многие с опаской к нам относились, когда мы говорили, что мы из России. Например, есть всемирно известный производитель косметики «Доктор Хаушка», эта фирма выпускает уникальную продукцию — действительно «био». Мы очень долго добивались права продавать ее в нашем магазине, переговоры шли года три. Когда мы открыли магазин, сюда приехал учредитель, один из трех, он походил по магазину, посмотрел и сказал: «Евгений, я приехал сказать “нет”, но теперь я передумал. Завтра я возвращаюсь в Германию и буду вести переговоры с партнерами о том, чтобы именно в “Грюнвальде”, только в одном супермаркете в России, разрешить розничную продажу нашего продукта». Так что это действительно очень непросто создавалось.

— Сколько у вас поставщиков?

— Около сорока. Мы поставщиков отбираем по такому принципу: собрать все лучшее, что есть в европейском экологическом сообществе. Кстати, это очень затратно — проводить такой отбор, привозить их сюда.

— А логистика? Ведь вы пока везете все товары из Европы?

— Логистика — это, наверное, основное отличие нашего магазина от других. У любой сети сегодня либо есть распределительный центр, либо работает доставка производителя в каждый отдельно взятый магазин. Мы же сначала аккумулируем всех поставщиков на собственном складе за границей, потом перевозим товар сюда. На всякий случай напомню, что молоко живет двенадцать дней, включая дорогу. То есть, когда мы получаем его на полку, мы можем работать с этим продуктом пять дней. То же самое с охлажденным мясом.

— Скажите, почему закрылись другие биомагазины в Москве — «Рыжая тыква», «Биогурмэ»?

— Если не вдаваться в технические детали, то основная ошибка первого проекта была в том, что они пошли по самому легкому пути — завезли только те продукты, для которых не нужно выстраивать собственную логистику. Грубо говоря, у них были только макароны, снеки и сок — все. Но это не более 20 процентов всего рациона питания. А с чем ассоциируется экология? Хлеб, молоко, овощи, фрукты. Ничего этого у них не было. Они просто хотели быстро заработать хорошие деньги.

— А вы разве не хотели?

— Конечно, хотели. Но при этом мы свой концепт прорабатывали несколько месяцев, тщательно, по всем отделам магазина, работая чуть ли не круглосуточно. Режим был такой: например, сегодня мы занимались пекарней, и если возникали какие-то вопросы, в 22.30 мы садились на самолет и летели в Германию к пекарям, чтобы все прояснить. День работали там и вечером в 23.30 возвращались в Москву, где уже с проектировщиками все завершали. То есть был проделан колоссальный объем работы. И сегодня за свежим экологическим хлебом к нам приезжают даже из области. Только у нас в «Грюнвальде» прямо на ваших глазах изготовят изысканные конфеты из экологического шоколада. Многие не верили, что можно достичь такого качества и ассортимента в условиях, когда все производство расположено в центре торгового зала на площади 20 квадратных метров. Это фактически шоколадная мини-фабрика с уникальной, нигде до нас не применявшейся бельгийской технологией. Но сколько за этим потраченных сил и времени, даже трудно представить.

А вареная колбаса? Мы перепробовали практически всю продукцию европейских заводов, выпускающих экологические колбасные изделия. И ни одна вареная колбаса по вкусу не подошла. Когда мы давали тестировать нашим партнерам или, скажем, кому-то из строителей, они говорили: да, это мясо, но невкусно, не наше. Поэтому мы пошли по другому пути. Мы с одним очень известным заводом в Москве, у которого есть суперпроизводство, так называемый цех новых технологий, отработали всю цепочку по выпуску традиционной «докторской» колбасы. Настоящей, по госстандарту 1936 года, но полностью из экологического охлажденного мяса и натуральных ингредиентов. И когда на заводе первый раз приготовили фарш из них, их главный технолог, известный человек в отрасли, сказал, что он никогда не видел такого фарша. И у нас получились настоящая «докторская» колбаса и сосиски, мы их делали небольшими партиями. Спрос был колоссальный, несмотря на цену.

— Их делали в Германии по вашей рецептуре?

— Зачем, мы сюда привозили мясо, отдавали на этот завод, и они делали нам, допустим, сто кило «докторской» и сто кило сосисок.

— Вы говорите в прошедшем времени, сейчас этого нет?

— Сейчас мы будем делать все заново, потому что появилось производство экологического мяса в России. И мы будем переходить на новое сырье.

— В магазине «Биогурмэ», в отличие от «Рыжей тыквы», был довольно большой ассортимент, тем не менее он тоже закрылся…

— На мой взгляд, их ошибка состояла в том, что они позиционировали себя просто как элитный, люксовый магазин и тоже рассчитывали на быструю окупаемость. Но, к сожалению, не получается так.

— Ваш супермаркет приносит прибыль?

— Смотря что иметь в виду под прибылью. Есть инвестиции в проект, которые должны окупиться в строго отведенное бизнес-планом время, — это одна часть. А есть операционный бюджет, который позволяет полностью покрывать убытки от оперативной деятельности. Это нормальный бизнес. К тому же первый магазин создавался с очень мощным потенциалом для обслуживания сети. И следующие магазины будут открываться с совершенно другими затратами.

Союз бутылки и газеты

— Вы предвидели, что будет так тяжело развивать экологический проект?

— Я 18 лет работал в российском рынке еще до того, как он, собственно, наступил. Поэтому я по опыту знал, что легкого пути здесь не будет.

— Что вас заставило пойти в эту странную нишу, работали бы себе и дальше в дистрибуции?

— К тому времени у меня было четкое понимание, что нужно искать что-то другое. Как только сюда зашли транснациональные сети, открылся первый «Метро», я понял, что после Москвы они придут в регионы и рано или поздно лидирующие позиции будут за ними. Чтобы не остаться в хвосте, я упорно искал хоть какую-то нишу, и ниша экологических продуктов оказалась единственной, которая никак не была представлена в России.

— Винный погреб как проект не связан прямо с экосупермаркетом?

— Нет.

— Эта ниша тоже не представлена в России?

— Это абсолютно новый проект, причем, я думаю, не только в России. Если вы возьмете книгу отзывов, то все самые крупные мировые эксперты, в том числе те, которые проводят аукционы «Сотбис», а также мировые и российские звезды — ценители вина — там есть. Они пишут, что действительно ничего подобного не видели нигде в мире. Здесь крупнейшие французские компании проводят свои мероприятия, если им нужно подчеркнуть французский дух акции. И этого было намного сложнее добиться, чем открыть экосупермаркет.

— Почему?

— Если бы вы видели, что здесь было раньше — обычное техническое подполье. Высота потолка чуть больше метра, надо было выкапывать грунт и вывозить его, сорок рабочих все это долбили и вытаскивали через окно. Мой партнер, который давно живет за границей, когда я первый раз его привез в этот подвал, посмотрел на чертежи и сказал: «Я ничего не понимаю, Жень, ты просто сумасшедший. Но если ты веришь в это — валяй, делай».

— А во что вы верили? Как пришла вам эта идея в голову?

— Случайно. Еще когда мы на Севере занимались дистрибуцией французских мясных деликатесов, наши французские партнеры организовали нам поездку, так называемую бонусную. И в качестве достопримечательности их маленького города представили человека, который известен на всю Францию, — это Жан-Пьер Бурнегу. У него самая большая коллекция бордо, он начал ее собирать в 50?х годах. На меня тогда это не произвело впечатления в плане бизнеса, я не представлял, кого из моих клиентов может заинтересовать вино по двести долларов за бутылку — мы тогда не успевали отгружать водку по восемнадцать рублей. Но позже, когда мы открыли экосупермаркет, ко мне в гости приехал партнер-француз Эммануэль Тюффро и заговорил о том, что он мечтает построить большой винный погреб и заняться этим бизнесом. Когда он произнес эти слова, я понял: вот что нам нужно, потому что у нас было это странное помещение под магазином, которое ни к чему вроде бы не приспособишь. На следующий день я полетел во Францию к Бурнегу.

— И Бурнегу продал вам свою коллекцию?

— Не совсем. Там интересно получилось. Все дело в том, что он не хотел продавать всю коллекцию, он хотел как-то остаться в бизнесе, несмотря на солидный возраст. Но когда ему нужно было продать что-то, он не мог это сделать во Франции, поскольку он очень известен, и у него бы разобрали за пятнадцать минут все, а он не хотел огласки.

— Как же вы с ним сумели договориться?

— Мы оставили ему весь антураж, который был. Он очень известный эксперт, и он нам помогает, ведет переговоры со всеми замками. Но большая часть этого бизнеса сегодня фактически наша.

— Так вы хотели сделать подвал, как у Бурнегу?

— У Бурнегу нет такого подвала и никогда не будет, потому что он француз, у него одна часть коллекции в одном месте, другая — в другом, самое дорогое вино — в подвале собственного дома, а еще склад при магазине через дорогу. Если бы вы там побывали, вы бы сразу сказали: это надо сделать все под одной крышей. Другое дело — как это архитектурно оформить, на это надо потратить деньги, время. И Бурнегу, кстати, был потрясен, когда приехал на открытие нашего погреба. Он подарил мне статуэтку Сен-Винсента, покровителя виноделов, свою фамильную реликвию.

— Кто автор дизайна погреба?

— Дизайн и этого проекта, и экосупермаркета делала мастерская Алексея Левина. Чтобы сделать этот проект, он жил у моих друзей во Франции, посетил очень много погребов, попил нормального вина, чтобы пропитаться тем духом. И сегодня многие говорят, что это очень гармоничный интерьер.

— То есть вы продаете не только вино, но и, так сказать, вот эту красоту?

— А здесь нет никакой красоты. Обычный кирпич, обычный бетон, обычный потолок, задача была — именно сохранить дух. Здесь главное — чтобы было видно огромное количество правильно хранимого вина, ячейки по зонам — каждая с определенной температурой и определенными условиями. Вот сейчас мы делаем сигарную комнату и уже две недели не можем получить нужные параметры — 65 процентов влажность и 18 градусов температура, каждый день экспериментируем, что-то меняем, пока не добьемся своего. То есть мы рассчитываем на подготовленного покупателя, который читал Паркера, знает, как это должно храниться. Мы поставим большие термометры — пусть он видит, что здесь все в норме. То же самое — для вина, у нас все выставлено с точностью до градуса.

— Тогда в чем заключается этот бизнес, в правильном хранении?

— Я вам скажу так. Допустим «БНП Парибас» нужно 50 бутылок Шато Марго, чтобы подарить своим важным клиентам. Да, многие компании это очень быстро привезут. Но прийти и сегодня же купить — это можно только у нас.

— Здесь хранится коллекция Бурнегу?

— Коллекция Жан-Пьера Бурнегу насчитывает около 150 тысяч бутылок. У нас в наличии сейчас 10–12 тысяч. Нет смысла держать здесь больше: и площадь не позволяет это сделать, и, самое главное, из соображений безопасности, с учетом всевозможных катаклизмов, которые у нас в стране периодически происходят. Но в любом случае здесь представлено все бордо. Бордо — это наш основной фонд, кроме того, мы собираем раритеты по всему европейскому рынку. Например, сейчас нам удалось купить две бутылки виски, которых всего было розлито двенадцать бутылок. Мы закупили дофиллоксерные* коньяки, которых тоже ни у кого не было, они еще находятся во Франции.

Недавно мы презентовали коллекцию арманьяков Joy в бутылках Пако Рабанна — это просто уникальная вещь. Что такое арманьяк? У французов есть такое выражение: «Мы подарили миру коньяк, а арманьяк оставили себе». В любом замке в Гаскони существует семейный запас арманьяка, который они никогда не будут продавать. Это их банк, который они передают из поколения в поколение. Так вот, мы с партнерами добились того, что четырнадцать производителей продали нам запасы лучших миллезимов. После того как были отобраны лучшие миллезимы и скупажирован арманьяк знаменитым Марком Лари, мы попросили Пако Рабанна сделать дизайн бутылок — это был серьезный контракт, на полтора года. Пако Рабанн, кстати, сам проводил аукцион этих бутылок у нас в погребе на мировой премьере первой ограниченной коллекции, которая прошла именно в России.

— Насколько трудно найти раритет?

— Найти раритет могут многие российские компании, которые профессионально работают. А вот когда вы хотите купить, скажем, Романэ Конти лучшего года или вертикальную коллекцию этого легендарного бургундского вина, вы обзвонили всех, и его нет — тогда только мы его найдем. У нас есть служба — так называемый вайн интеледженс. Мы найдем и при этом гарантируем, что эти бутылки не стояли где-то в ресторане на полке, после чего их можно выбросить, а лежали правильно. Бурнегу сам все проверит — он съездит в шато, а во многих случаях ему не надо и ездить, он знает всех лично, достаточно позвонить. И это уже гарантия того, что с этой бутылкой все нормально.

— Какой у вас диапазон цен?

— От двадцати евро.

— А верхняя планка?

— Ее не существует. У нас есть бутылки и за миллион двести рублей. Недавно была продана коллекция, которая даже не завозилась в Россию, она стоила больше миллиона фунтов стерлингов.

К вопросу о раритетах. Сейчас мы еще ищем старые газеты, скупаем архивы.

— Зачем?

— Газета — это, как выяснилось, очень хороший подарок и чистый эксклюзив. Вообще подарки — традиционный бизнес, на котором компании, связанные с алкоголем, делают дополнительные продажи. У нас тоже есть традиционные подарочные корзины — вино и сыр или фрукты, или, если вы возьмете коньяк, то с ним будут упакованы лучший шоколад, лучшая сигара — существуют же уникальные продукты. Допустим, коньяк 1848 года в нашем предложении будет с лучшим кофе — это Йемен, которого не больше ста килограммов в год завозится в Россию. Но если вы хотите действительно удивить того, кому вы дарите подарок, бутылку-то можно найти любую, если постараться, а вот газету, допустим, вышедшую в день рождения именинника… Эти подарки пользуются бешеным успехом. Мы уже делаем тематические подборки, допустим, «Красная Звезда» — это для военных. В общем, идея развивается. И это не очень дорого — за 350 евро можно подобрать презент. Но главное, такой подарок становится по-настоящему памятным. Даже очень дорогую бутылку рано или поздно выпьют, а газета останется, и, может быть, ваши внуки ее увидят: вот когда дедушка родился. А потом, газету читать интересно. Я вот сейчас прочитал несколько газет 20?х годов — это как песня.

Мир, дружба, бизнес

— Какие перспективы у винного погреба? Все это выглядит таким небольшим бизнесом «ручной работы».

— Нет, у него есть развитие. Это, кстати, была идея Пако Рабанна, он предложил: ребята, у вас действительно уникальное место, сформулируйте четко свои преимущества и тиражируйте этот проект. И вот у нас уже несколько заказов из регионов.

— Это франшиза?

— Необязательно. Мы предлагаем два варианта. Либо мы сделаем точно такой же погреб, который будет с нашим же названием работать, опираясь на нашу коммерческую и интеллектуальную базу. Тогда вы обязаны поддерживать так называемый бренд-бук — наши стандарты. Либо мы просто делаем проект, получаем за это деньги, а вы работаете потом самостоятельно. Но в любом случае мы гарантируем, что мы сделаем такое место, которое для этого города будет уникально, это будет одна из его новых достопримечательностей.

— А экосупермаркеты нельзя тиражировать с помощью франшизы?

— Нет, что вы, это на сто процентов должен быть наш контроль, контроль качества. Мы сейчас с вами закончим, я поднимаюсь в зал, я должен попробовать все салаты, которые сегодня будут поданы туда. И все новые блюда, которые мы постоянно вводим. У нас целая комиссия, которая их пробует, и если хоть какая-то тень сомнения, мы их просто заворачиваем.

По франшизе, я надеюсь, вскоре откроется один из этих погребов, а еще три таких проекта у нас сейчас на уровне дизайнерских проработок. А потом, может, я буду заниматься чем-то другим.

— Чем?

— Есть несколько очень интересных идей. Они лежат на поверхности, и я просто удивляюсь, что этого никто не сделал до сих пор.

— Все ваши идеи как будто и не ваши, а подсмотренные или подсказанные кем-то?

— Да, может быть, я ничего нового и не придумал, все складывается из случайностей. Цепь случайностей. Причем в этой цепи есть постоянное преодоление препятствий, как правило, непродуктивных. То есть ты делаешь это не потому, что интересно, а потому, что надо делать. В принципе можно было бы потратить время с большим КПД. И, возможно, другие люди, которые подходили к такой же идее, просто пугались того огромного пласта, который нужно перелопатить, чтобы идею реализовать.

— Особые отношения с партнерами — это тоже случайно получается?

— Да, винный погреб — это, можно сказать, бизнес, полностью построенный на личных отношениях. Так, мы во Франции со многими виноделами и самим Бурнегу уже дружим семьями, и вовсе не из-за партнерства в бизнесе. Или, допустим, если кто-то из сотрудников экосупермаркета приезжает в Германию, мне не надо искать гостиницу, достаточно позвонить Шеделю (поставщик хлеба в «Грюнвальд». — «Эксперт») — он приглашает к себе, и человек живет у него бесплатно. Или, скажем, Доминик Персун — это, я думаю, специалист номер один в мире по сумасшедшим идеям в области шоколада, в его магазин в Брюгге, в часе езды от Брюсселя, специально приезжают Орландо Блум, Брюс Уиллис, Сильвестр Сталлоне и другие знаменитости. Надо приехать туда, чтобы попробовать его конфеты с колой или с репчатым луком… Так вот, свой рецепт чисто русской конфеты «водка с лимоном» он подарил нашей семье, кстати, его рецепты стоят безумных денег, а нас он только попросил не показывать его журналистам.

А другой — классический бельгийский шоколатье Жакки Вергот, который продал свои магазины и теперь работает в Музее шоколада, обучение у него стоит безумных денег, — впервые в своей жизни находит окно и принимает моих специалистов у себя. Они живут у него в семье, не платят никаких денег ни за обучение, ни за проживание, потому что у нас с ним хорошие, нормальные человеческие отношения.

— Что значит «нормальные»?

— Когда он к нам впервые приехал — по договору, на четыре дня, для того чтобы просто обучить наших специалистов шоколадного производства, — мы с ним сходили в Кремль, в Сандуновские бани, в «Пушкин» и «Турандот», он познакомился с нашими семьями. И тогда он сказал, что так его никто никогда не принимал. Его приглашают работать по всему миру, потому что он суперпрофессионал. Но мало кто из его работодателей с ним просто разговаривает. До приезда он получает конверт со своим гонораром, ему называют гостиницу, он размещается, потом работает. Он действительно отрабатывает то, за что ему платят. У него первый перерыв — через четыре часа, после того как заведена машина, следующий — еще через четыре часа. И все оговорено. Закончил — хорошо, спасибо, он садится в такси и уезжает в аэропорт. Поэтому здесь, в Москве, после нашего приема, он сказал: ребята, я вас научу тому, чему никого не обучал. А потом мы и подружились. Недавно для мероприятий с участием Пако Рабанна мы специально пригласили в Россию Жакки с его женой Полой, чтобы они погуляли по нашей столице, а не работали с утра до вечера. После своих пяти визитов в Россию Жакки побывал во всех наших известных ресторанах и магазинах, где есть шоколад, — мы ему сделали такую специальную экскурсию.

— Но вы же с самого начала не по расчету действовали?

— Нет. А какой мог быть расчет? Мы, кстати по контракту обязаны ему только оплачивать питание, но не ходить по ресторанам.

— Какая у вас цель в бизнесе, в жизни? Вы хотите заработать много денег, осуществить много уникальных проектов?

— Есть у меня еще два суперпроекта. И я считаю, что если их сделать, то можно больше ничем не заниматься. Один из них может стартовать хоть через несколько месяцев, а другой, более серьезный, лежит на полке, ждет своего партнера. Что касается денег, то одно дело хотеть, а другое — четко осознавать свои возможности. Для того чтобы зарабатывать большие деньги в России, я считаю, нужно построить сеть, потом красиво ее упаковать и продать. Но это не мое, мне это неинтересно, по большому счету. Потому что сеть должны строить профессионалы, которые понимают сетевую логистику, точно рассчитывают все регламенты и так далее. Это очень важная работа, но она не моя. Ну а потом, сколько вам нужно денег?

— Лично мне, как выяснилось, немного.

— Да, выясняется, что нужно энное количество денег для того, чтобы чувствовать себя хотя бы независимым. Если у вас эта сумма есть, причем у каждого она своя, то потом вы переступаете какой-то порог, когда вам деньги сами по себе уже не столь важны. Ну да, кому-то хочется яхту хотя бы на два метра длиннее, чем у самого богатого человека, есть такое соревнование, но это немножко другое.

— Ваши партнеры по бизнесу богатые люди, Бурнегу например?

— Он не то что богатый, но он и не бедный. Опять же, что значит богатый? Вот я вам расскажу один случай. Мы были в знаменитом шато во Франции. Вино, которое они делают, одно из самых известных и дорогих в мире. Они его делают полностью биодинамическим способом: вносят в землю навоз, коровьи рога закапывают, учитывают фазы Луны и так далее. Над ними все смеются, но факт остается фактом. Ну попали мы туда не с улицы, нас привезли их очень близкие знакомые. Нам показали все запасы. Навскидку это более трех миллионов бутылок вина, если умножить это даже на 100 евро — вот представьте, сколько раз он миллионер. Не считая его недвижимости и собственности, замков и виноградников. То есть у него все есть. И вот хозяин сидит в фартуке. К нему подходит управляющий и говорит, что жена президента проезжает мимо его владений и хочет заехать, чтобы попробовать вино нового урожая.

— А он?

— Он сказал управляющему: «Ты знаешь, у меня сидят мои друзья — вот это Ги, его отец поставлял свинину моему отцу, вот это Жан-Пьер, с которым я с сорок какого-то года вместе, и он привез мне сумасшедших русских, которые что-то рассказывают, и я еще ничего не понимаю, но мне кажется, тут можно о чем-то говорить. Поэтому ты ей скажи, что меня нет, я нахожусь где-то там, придумай где, но я ей два ящика с нового урожая пришлю». Я, конечно, очень удивился и говорю: мол, зачем вы так, это же жена президента. Он говорит: «Да знаете, сколько было президентов с того момента, как я здесь работаю?» То есть этот человек с таким достоинством понимает свое место. И при этом он очень скромен, нигде не выпячивается, не носит дорогих костюмов. Но он настолько самодостаточен, что может себе позволить…

— Выбирать между друзьями и президентом?

— Да. Причем там не шла речь о миллионных контрактах — ну приехали двое русских, которые только ходили, смотрели и пробовали вино. Но он вот так решил. Для этого много денег не надо, для этого нужно просто себя уважать и в соответствии с этим пытаться как-то выстроить свою жизнь. А будет у тебя один миллион, десять или миллиард — к тому времени, наверное, окажется не так уж важно.