Сказки о силе
Национальные особенности восприятия бренда
В «недоконсьюмеристской» России
концепция «многополярного мира» по отношению к брендам не очень близка
потребителю, слабо ориентирующемуся в стилях и исторически привыкшему к
моносиле. Поэтому brand-story многих уважаемых брендов либо натыкаются на его
эмоциональную бесчувственность, либо начинают жить своей, весьма неожиданной
жизнью.
|
Алексей
Верижников, директор качественного отдела компании
Ipsos |
Для современных развитых рынков (Западная Европа
и Северная Америка) все более характерной становится ситуация рутинного
потребления брендов. На смену эмоциональной вовлеченности в бренды «общества
потребления» образца 1960–1980 годов на Западе постепенно приходит рациональное
потребление, движимое поиском наиболее привлекательного соотношения
«цена/качество» и сопровождаемое равнодушием, а во многих случаях и критическим
настроем по отношению к брендовой коммуникации (Ipsos Global Trend Observer,
2004–2005).
Исключением из общего правила являются такие
категории, как предметы престижного потребления (luxury), автомобили и
высокотехнологичные товары. В этих категориях по-прежнему сильны эмоциональная
вовлеченность и восприимчивость к имиджевому пространству, создаваемому
брендо-вой коммуникацией.
В маркетинговом и исследовательском сообществах в
России существует своего рода успокоенность по поводу достигнутого консенсуса:
«российское население в целом перешло к брендированному потреблению». Как
правило, за этой позицией стоит констатация факта, что большинство населения
крупных городов наконец переключилось с «архаичной» покупки небрендированных и
контрафактных товаров на барахолках под открытым воздухом к «цивилизованному»
отовариванию брендированной продукцией в современных пунктах продаж.
А рационализации по поводу того, что под влиянием
коммуникации бренда (упаковка плюс реклама) что-то продается лучше, а что-то
хуже, укрепляют маркетологов и исследователей в вере, что мы сейчас уверенно
движемся туда, где находилась Западная Европа и Америка в 1960-1980 годы. То
есть наше настоящее - их недавнее прошлое. Так ли это?
нет, мы впереди Европы всей!
Концентрируясь на утилитарной задаче выяснения,
способствует ли данная упаковка/реклама продвижению бренда или нет, маркетологи,
а вслед за ними и исследователи мало уделяют внимания искажениям в восприятии
коммуникации, происходящим под воздействием социокультурной среды.
Ограничиваясь тем, что «likes» по отношению к
тестируе-мой упаковке/рекламе является достаточным основанием для принятия
решения, маркетологи и исследователи обычно не очень задумываются над тем, что в
коммуникации бренда потребителям могло понравиться не то, что должно было
взыскать их любовь согласно ожиданиям разработчиков, а нечто совсем
иное.
Помимо рациональных и эмоциональных бенефитов,
USP (Unique Selling Proposition - уникальная черта марки, способная принести
успех в продажах, один из самых распространенных маркетинговых терминов) и
ценностных ориентаций, неотъемлемой частью коммуникации являются brand-legend
или brand-story, апеллирующие к тем или иным пластам коллективной культурной
памяти и создающие предпосылки для эмоциональной вовлеченности.
Здесь открывается простор для совершенно
неожиданных интерпретаций, а иногда и полного игнорирования потребителями данной
составляющей, ведущего к частичной или полной эмоциональной бесчувственности.
Ведь для считывания brand-legend в ожидаемом направлении необходимо, чтобы она
резонировала с определенными пластами культурного опыта. А если этот пласт
отсутствует, то коммуникация либо падает в пустоту, либо начинает жить своей,
весьма неожиданной жизнью.
Проблема адаптации и модификации местным
культурным контекстом значима для любой коммуникации, а не только для
брендовой.
В качестве примера можно привести российскую
судьбу фильма Тарантино «Криминальное чтиво».
Если на родине он был воспринят как откровенный
стеб над голливудской традицией, то в России ни одна из многочисленных аллюзий к
голливудским шаблонам не была узнана, и фильм воспринимался как весьма серьезное
и местами даже трагическое повествование о любви и ненависти.
Большинство западных брендов строят свою
идентичность на референции к определенному стилю, за которым стоит легко
воспроизводимый набор имиджей, архетипов и ценностей. Например, есть такой бренд
одежды Miss Sixty, и западный потребитель ассоциирует его со стилем 60-х –
расклешенными джинсами, хиппи и рок-н-роллом.
Без свободной навигации в разнообразии стилей
адекватное восприятие коммуникации бренда в принципе невозможно. Но, как
показывают многочисленные качественные исследования, на вопрос «Какие стили он
знает?», российский потребитель, как правило, называет только два:
• «классический» (определяется как костюм с
галстуком);
• «современный» (методом исключения – все
остальное).
С таким «биполярным» видением мира стилей бренд
Miss Sixty, по идее, должен представляться нашему потребителю как бренд для
шестидесятилетних теток (исходя из школьного объема владения английским,
свойственного российским гражданам, посещающим фокус-группы).
Слабая ориентация российских потребителей в
стилях приводит к скудности вокабуляра для их описания и общей затрудненности
размышления на тему имиджа бренда. Когда на качественных исследованиях,
проводимых в России, стоит задача выяснить имидж бренда, то обычно большинство
применяемых проективных техник работает со скрипом, и только мани-пулятивные
таланты опытного модератора создают у клиента иллюзию получения информации,
нужной для решения его маркетинговых задач. Но есть одна проективная техника,
которая хорошо работает на фокус-группах даже с теми респондентами, у которых,
мягко говоря, пониженный IQ.
Попадая на неподготовленную почву,
коммуникации начинаютжить своей жизнью, и зачастую, совсем не той, что им
уготовили создатели. То, что в Америке, к примеру, задумывалось как стеб,
российская аудитория восприняла «на полном
серьезе» |
Это техника «планетарий» – проективная техника,
применяемая в качественных исследованиях. Респондентов обычно просят представить
несуществующую идеальную марку в виде Солнца, а реальные представленные на рынке
марки – в виде планет, вращающихся вокруг Солнца по разным орбитам. Чем ближе к
Солнцу, тем ближе к идеалу. Респонденты располагают «планеты» по орбитам
сообразно своим представлениям о «крутизне» марок. В итоге получается наглядная
картина о той иерархии брендов, которая существует в головах
потребителей.
«Планетарий» хорошо работает потому, что
позволяет считывать представления потребителей об иерархии брендов, или, говоря
словами респондентов, об их «крутизне». «Крутизна», или сила брендов, – это та
категория, которая не зависит от нюансов восприятия кросс-культурной
коммуникации и не требует компетентности в вопросе многообразия
стилей.
Безусловно, являясь эмоциональной категорией,
сила сужает пространство эмоциональности, делая его одноплоскос-тным. В сознании
российского потребителя эмоциональный отклик находят в основном те бренды, в
коммуникации которых считывается свободный от контекста и необходимости
распознавать стиль message силы.
Моментально считываемые американцами
отсылы к стилю 60-х, отечественный потребитель, кажется, не воспринимает.
Он вообще, похоже, знает только два
стиля |
Остальные бренды, по сути, превращаются в
символические обозначения, позволяющие потребителю ориентироваться в различных
комбинациях соотношения «цена/качество».
Парадокс состоит в том, что по формальным
признакам отношения к коммуникации бренда «недоконсьюмеристская» Россия
находится примерно там же, что и «постконсьюмерист-ская» Западная Европа.
Возникает закономерный вопрос, как мы дошли до жизни такой?
краткий анамнез
С начала 90-х годов коммуникация бренда стала
единственной «позитивной онтологией» российского общества. Она пришла на смену
идеологизированной позитивной онтологии прежнего режима, которой в циничные
1970-1980 годы уже особо никто не верил, но которая создавала уют предсказуемого
мира.
В ценностном вакууме постсоветского общества
брендовая коммуникация стала единственным каналом, где транслировались более или
менее интерпретируемые видения «светлого будущего».
«Миллионы доселе прозябавших в России
обезьян стали смелее входить к дочерям человеческим» (©
В.Пелевин) |
В этом состоит принципиальное отличие от
современного западного общества, где напор брендовой коммуникации
уравновешивается двумя другими мощными онтологическими составляющими – светской
религией западного мира (демократия, права человека, гражданское общество) и
религией в прямом смысле этого слова.
Заняв на крышах домов места бывших партийных
лозунгов, брендовая коммуникация возвестила новую позитивную онтологию, и, как
прокомментировал Виктор Пелевин в романе «Generation П» рекламу Pepsi-Cola 90-х
годов, «миллионы доселе прозябавших в России обезьян стали смелее входить к
дочерям человеческим».
Вот только на смену «монотеизму» советской
онтологии пришел «политеизм» брендовой: многообразие брендов по определению
предлагало вариантность концепций светлого будущего и плюрализм личного счастья
по поводу перспективы идентификации своего трепетного эго с тем или иным
картонным героем щитовой рекламы.
К числу осознанно востребованных онтологических
проектов были отнесены большей частью те коммуникации, в основе которых лежала
идея силы (или же которые воспринимались как таковые).
Таким образом, в головах людей происходило
замещение концепции единой демиургической силы прежнего режима концепцией
плюрализма «мелких бесов» – так в смутные времена идея «грозного» царя
замещается идеей атаманов/полевых командиров. Остальные коммуникации либо
подвергались ресемантизации (мне говорят одно, а я вижу совершенно другое), либо
превращались в шопинговый гид (информацию о статусе бренда и его ценовом
позиционировании), либо попросту игнорировались.
В качестве примера можно привести российскую
судьбу двух брендов – Mercedes и BMW. В 1990 годы именно их коммуникация была
воспринята как коммуникация внеконтекстуальной первозданной силы и впоследствии
обросла соответствующей народной мифологией.
Если воспользоваться метафорой политеизма и
образами греческой мифологии, то Mercedes – это величавая повозка
Зевса-громовержца (синие мигалки вместо молний), а BMW – боевая колесница бога
войны Ареса (то, на чем приезжают на разборки).
Владимир Тишко в роли Меркурия и Инна
Ульянова в роли Геры |
Политеистические божества меньшего калибра –
хромой и криворукий Гефест, клепающий «Жигули» в своей убогой мастерской,
хитровато-пронырливый Меркурий, впаривающий Tide простодушным обитательницам
панельных многоэтажек, хлопотливая Гера с порошком Comet, обещающая и чистоту, и
маленькую тихую радость легитимизированного убийства («Он и микробов убивает!»)
– все они уступили авансцену двум блистательным небожителям.
Именно восприятие коммуникации Mercedes и BMW как
коммуникации силы в различных ее ипостасях (силы как солидности в случае
Mercedes и силы как агрессивности в случае BMW) и создало их нынешний российский
статус. А обусловленные контекстом легенды этих брендов в основном остались за
скобками.
Ссылки на престижность и премиальность этих марок
недостаточны. Другие суперпремиальные легендарные автомобильные марки (например,
Cadillac, Aston Martin, Rolls-Royce, Maserati, Lamborghini) оказались
недостаточно востребованы российским потребителем. Вероятно, одной из причин
этого явления стала невозможность (или нежелание) прочитать легенды этих брендов
и проникнуться соответствующим социокультурным контекстом.
И Mercedes и BMWв роли наследников
танков Гудериана |
В случае Mercedes и BMW, если их сила и
интерпретируется в каком-либо знакомом контексте, то это сила наследников танков
Гудериана, когда-то пропахавших родные поля.
от «политеизма» назад к
«монотеизму»
Принятый как вынужденная неизбежность «политеизм»
все же стремился к стихийному «монотеизму». Сила - если это настоящая сила - не
может быть множественна. Как сказал один кавказский участник исследования по
премиальным автомобилям: «Самый лючший БэЭмВе - это Мэрсэдес!» По отношению к
брендам концепция «многополярного мира» не очень близка потребителю, привыкшему
к моносиле, исторически задававшей простую онтологию типа «из пункта А с голой
задницей в пункт Б с одетой».
В 2000-х место Versace занял столь же
«аутентичный» D&G Удвоение ВВП
по-русски |
Из ситуации отсутствия всяких штанов, имевшей
место в конце 80-х, российское общество к середине 90-х оказалось поголовно
(хотя по отношению к штанам подходит несколько иная анатомическая дефиниция)
одетым в джинсы Versace.
И дело даже не в том, что все по большому счету
отдавали себе отчет в том, какого разлива этот Versace, а в том, что потребители
исходили из соображений, что по-настоящему «крутой» бренд, который должен носить
«приличный человек», может быть только один. Было важно имя этого единственного
бренда, а не рефлексии, были ли сшиты данные джинсы в Милане или каком-нибудь
подвале города Серпухова. И еще меньше была важна brand-story.
В «нулевые» годы место подвального Versace занял
столь же аутентичный в своей повальности и подвальности D&G. Суть
происходящего при этом совершенно не изменилась.
Что касается «политеистических» богов, то есть
богов второго эшелона, если иногда и случается расширение их пантеона, то самые
лучшие шансы возникают у божества, которое удачно обыгрывает иной, доселе не
акцентированный в рекламе аспект силы, например ее гендерную
составляющую.
Как известно, в греческой мифологии бог Приап
отвечал за мужскую состоятельность и фертильность. В контексте новой
национальной позитивной онтологии сила, о которой идет речь, – это сила
саморефлексирующей иллюзии.
Глядя на этот сити-формат («Русский размер»),
каждый (по крайней мере, если речь идет о представителях мужской половины
российского населения) сразу понимает, что это и есть его удвоенный
ВВП.
А зачем он, этот ускользающий культурный контекст
в брен-довой коммуникации, если его вполне можно заменить общечеловеческой
анатомической наглядностью?
вместо послесловия
Есть в Москве удивительный рекламоноситель - это
Дом на набережной. Огромный значок Mercedes на его крыше расположен так, что
виден в основном только из Кремля. Можно подумать, что реклама обращена
непосредственно к его обитателям, взывая к их лояльности. Но они вроде как и не
подводят. При этом в рекламе есть глубокий метафизический смысл: весь комплекс
-дом и значок - напоминает гигантский степной курган. В него воткнут бунчук, а
под ним похоронен любимый конь могучего правителя, а вместе с ним - верные и
неверные слуги. Их имена перечислены на многочисленных табличках у основания
дома.
В общем и целом у нас все еще пока в основном
по-прежнему - сивый «мерин» да черный «бумер»:
Черный бумер, черный бумер - стоп-сигнальные
огни,
Черный бумер, черный бумер, если сможешь,
догони!
«Не так ли ты, Русь, что бойкая необгонимая
тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и
остается позади… Русь, куда же несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа… Гремит и
становится ветром разорванный в куски воздух. Летит мимо все, что ни есть на
земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства»
(Н.В. Гоголь, «Мертвые души»).
P.S. Предвосхищая возможную критику, автор
заранее признает, что в тексте присутствуют определенные гиперболы. Безусловно,
на российском рынке сейчас представлено множество успешных брендов.
Знак Mercedes на крыше расположен так,
что виден в основном из Кремля |
Да и в автомобильной категории Mercedes и BMW -
не единственные, кто правит бал. Вместе с тем метафоричность и некоторая
утрированность в изложении данного материала не отменяют реальное существование
той проблемы, постановке которой он посвящен.
24.10.2008
Журнал "Индустрия рекламы"