Гильотина пальмового масла

Российский молочный рынок переходит от негатива к позитиву — семипроцентное сокращение потребительского спроса в 2008?м сменилось трехпроцентным ростом в первой половине нынешнего года. Эффективны ли государственные меры поддержки молочной отрасли и защиты ее от иностранных конкурентов? Какие задачи предстоит решить российским молочникам? И сколько потребитель заплатит за совершенствование отрасли?

— Правда ли, что за последнее время в России снизился спрос на молочные продукты?

— На протяжении последних десяти лет спрос на молочные продукты уверенно рос, темпами по 1,5–2 процента в год. В 2008 году в условиях роста цен на молочные продукты потребительский спрос действительно сократился на 7 процентов в пересчете на душу населения. Это была существенная потеря рынка. Но в текущем году уже за первые шесть месяцев молочный рынок в физических объемах продаж прирос на 3 процента. Поэтому в целом сложившаяся на протяжении последнего времени тенденция к росту молочного рынка сохраняется.

— Как выглядит наша молочная отрасль на фоне аналогичных отраслей в других местах: в Европе, где-нибудь в Новой Зеландии или совсем близко, в Белоруссии? Сравнима ли она по части эффективности, конкурентоспособности, себестоимости, рентабельности?

— Я начну с уровня потребления молока и молочных продуктов в пересчете на молоко в расчете на человека. Медицински обоснованная норма предписывает нашим людям потреблять примерно 380 килограммов молока и молочных продуктов в год. В 1990 году мы этой планки почти достигли. Сегодняшний уровень потребления — около 240 килограммов на человека в год, и по этому показателю мы примерно равны с Соединенными Штатами Америки. Конечно, в странах Северной Европы, где ассортимент продуктов питания схож с российским, уровень потребления значительно выше.

— Владимир Витальевич, давайте сдвинемся ближе к экономике. Потому что одни диетологи вам скажут, что надо 380 килограммов молока, другие — что упаси боже его пальцем трогать во взрослом возрасте…

— На самом деле это главный двигатель развития рынка — лояльность потребителя или готовность потреблять в тех или иных объемах. Именно отсюда строится благополучие цепочки производитель—переработчик. Если говорить об ассортиментном, скажем так, сопоставлении, то, конечно, мы традиционно производили совсем не тот ассортимент сыров, который производит Европа, и сравнивать нас в сыроделии с Европой было бы неправильно. С другой стороны, российский ряд кисломолочных продуктов значительно шире европейского.

— Известное дело. В некоторых европейских языках даже слова «сметана» нет.

— Да, это так. Если говорить об уровне технической оснащенности, то бОльшая часть городских молочных заводов сегодня, наверное, вполне сопоставима с заводами европейскими. Но у нас нет таких мощных специализированных заводов-гигантов, какие существуют, например, в Новой Зеландии.

— Но там это экспорториентированная отрасль. У нас же этого нет.

— Совершенно правильно.

— Больше того, мы даже импорториентированы по молоку.

— Не сказал бы. 84 процента в общем объеме потребления — продукция собственного производства. 16 процентов импорта на полке не позволяет делать вывод об импортозависимости.

— И все-таки как соотносится экономика молочной отрасли у нас и, например, у белорусов, где она рентабельнее и где ей больше помогает государство?

— Конечно, в Белоруссии государство помогает значительно больше. Начнем с того, что с советских времен Белоруссия специализировалась на производстве и переработке молока. Поэтому к моменту, когда мы стали разными странами, стартовые позиции молочного животноводства были в Белоруссии красивее, чем в среднем по России. Это правда. На протяжении всех лет нашей работы в рыночных условиях белорусское молочное животноводство и перерабатывающая промышленность находятся в условиях жесткого планового ведения хозяйства. Цена формируется не на основе рынка, а по установке властей; перерабатывающие предприятия отпускают молочную продукцию не исходя из сложившейся себестоимости, а по установленной цене. Более того, все производители молока и перерабатывающие предприятия, даже если они работают в убыток, получают от государства дополнительные субсидии, позволяющие не останавливать производство. Белорусское молочное чудо держится на очень мощном протекционизме — и можно позавидовать белорусским молочникам, потому что их президент на своем сайте декларирует любовь к молочным продуктам.

— Это замечательно, особенно когда он дотирует своих молочников кредитами, которые берет у нас, и они выдавливают с рынка продукцию наших молочников, которых никто не дотирует.

— Более того, все молочные предприятия Белоруссии за последние десять лет были технически модернизированы до очень приличного состояния тоже за счет бюджета…

— Я сейчас задохнусь от зависти. Давайте вернемся к нашим делам. Правда ли, что продолжает сокращаться молочное стадо?

— Да, это правда. Дело в том, что в условиях Советского Союза молочное стадо являлось не только, скажем так, средством производства молока, но еще и главным мясным ресурсом страны. Более 80 процентов мяса производилось тогда от молочного стада: коровы, отработавшие свой срок, и приплод — бычки, которые не использовались для ремонта стада, а выращивались на мясо. При этом задача увеличения производства молока в Советском Союзе обеспечивалась вовлечением в процесс товарного производства все большего числа коров. Каждый год любое предприятие получало государственный план, нарастающий по количеству коров, и при этом продуктивность молочного стада была невысокой.

Молочное животноводство было экстенсивным. Продуктивность советского стада — 1700 килограммов в расчете на корову. Сегодня у нас 4200. В два с половиной раза выше. И в самом процессе сокращения количества коров для молочного животноводства катастрофы нет. Важно, чтобы процесс сокращения количества коров сопровождался адекватным увеличением уровня их продуктивности. И это происходит.

— То есть в этом отношении мы можем не тре­во­житься?

— Да. Но есть другой аспект. Сокращение количества коров уменьшает мясные ресурсы страны. Это негативный момент, который, наверное, должен тревожить в большей степени мясную промышленность.

Как исправить министра

— Вот стоит пакет молока на полке в магазине. Какова структура его цены, сколько кому достается?

— Очень хороший вопрос. На самом деле вокруг этой темы очень много всевозможных дискуссий и некорректных выводов и сравнений. Давайте говорить о пакете молока пастеризованного в пленке. В этом случае, если за 100 процентов взять стоимость в рознице, доля производителя — в пределах 40–42 процентов, доля переработчика — 27–28% и доля оборота — более 30%. В какой мере это сопоставимо с другими странами? В принципе, 40 процентов у производителя — это нормальная среднемировая практика. Вообще-то, в разных странах от 25 до 70 процентов, но 70 — это в Индии, где степень переработки небольшая и где молоко реализуется просто в розлив. И, например, Канады, но там другой перекос. В Канаде цена на сырое молоко одна из самых высоких в мире, и она устанавливается опять-таки не рыночным способом.

— Владимир Витальевич, если у нас структура цены молока более или менее соответствует мировым представлениям о должном и недолжном, если у нас спрос на молоко, не считая провала в 2008 году, устойчиво растет, то что у вас не так? Ведь, получается, все хорошо?

— Нет, на самом деле в каждом звене можно искать массу направлений, требующих оптимизации.

— Каковы сейчас основные беспокоящие вас проблемы? Почему внимание правительства так привлечено к этим проблемам? Где самые острые места?

— Первое острое место связано с неконкурентным присутствием импорта. Вот пример с Белоруссией мы уже с вами обсудили.

— Это на самом деле фантастический пример. На наши же деньги гнобят наших же производителей — с этим, конечно, надо бороться. Что-то сделано?

— Сегодня введены ограничения на поставку молочных продуктов из Белоруссии через систему балансов — согласованных балансов между министерствами сельского хозяйства двух стран, и эти балансы, в общем-то, позволяют частично рынок регулировать. К тому же мы имеем технический регламент, в котором требования по безопасности продуктов достаточно жесткие и высокие, и у нас есть возможность, ссылаясь на этот документ, предъявлять к импортируемой продукции требования в исчерпывающем перечне. То есть мы можем, скажем, по отношению к собственной продукции предъявить их не в полной мере…

— Но видите какое дело… Когда пресса говорила о молочной войне между Россией и Белоруссией — скажу вам как зритель со стороны (вы изнутри отрасли на это смотрите, я со стороны смотрю): когда господин Онищенко размахивал регламентами, но все понимали, что это только для виду, а на самом деле здесь совсем другие соображения, впечатление получалось очень кислое.

— Дыма без огня не бывает. И даже при том кислом впечатлении можно вычленить весьма объективные основания для предъявления белорусам претензий. Вот вы задали вопрос о самых больных моментах. Сегодня самый больной момент для молочного рынка — это чрезмерно распространенная практика замещения молочного жира при производстве молочных продуктов и в других пищевых отраслях немолочными жирами. У нас эта тенденция достигла недопустимого уровня, мы сегодня работаем над тем, чтобы эту ситуацию поправить: получили поддержку на уровне власти и работаем над формализацией этих требований в регламенте. Белорусы в эту тему шагнули два года назад с низкого старта — и эта практика стала расти трехкратными темпами в год.

— Итак, значит, белорусам можно было указать не некоторое несоответствие нашим регламентам. Замечательно. Так ли, иначе, но напор их импорта мы сократили. Какие еще проблемы у вашей отрасли?

— Самую большую проблему я только что обозначил — это замещение сливочного масла тропическими жирами (жирами тропических растений), и мы уже близки к тому, чтобы эту тему разрешить.

— То есть господин Онищенко будет бороться с пальмовым маслом не только из Белоруссии, но и внутри страны тоже?

— Да, конечно. Ведь не просто он будет бороться, мы кардинально меняем порядок формирования наименования продуктов и соответственно меняем маркировку. И через эту меру мы сможем донести до потребителя более объективную информацию о составе продукта. Вторая чрезвычайно важная тема, которая требует исправлений, — это опыт наступания на те же грабли. Это тема необходимости реабилитации восстановленного молока.

— Вот-вот. Когда вы сказали о переименовании продуктов, я и хотел вас спросить: неужели опять будете играть с наименованиями? Ведь только что на этом жестоко обожглись: заставили называть молоко, изготовленное с использованием сухого молока, «молочным напитком» — и распугали потребителя. Стоит ли опять что-то переименовывать?

— Это не совсем правильное сравнение. В случае с дискредитацией сухого молока и с введением термина «молочный напиток» мы, во-первых, создали условия, противоречащие международной практике; во-вторых, теперь в обороте продукт идентифицировать невозможно; в-третьих, мы сделали это крайне невежественно.

— Зачем же мы так сильно отличились-то?

— Понимаете, мы живем в такой стране, где иногда мнение одного-двух авторитетных людей автоматически подхватывается всеми и без обсуждений. Так оно и было.

— Есть конкретный автор слов «молочный напиток»?

— Да, конечно.

— Кто же это?

— Это министр сельского хозяйства прошлого состава кабинета министров господин Гордеев Алексей Васильевич.

— Который сейчас где-то губернаторствует?

— Совершенно правильно — в Воронеже. Кстати, Воронежская область демонстрирует самые высокие темпы прироста производства молока в текущем году. И в Воронежской области стали реализовываться все те начинания, которые когда-то предлагалось реализовать господину Гордееву на федеральном уровне, например программа «Школьное молоко». То есть вернувшись…

— Вернувшись на землю, он стал работать лучше.

— Значительно! — по отношению к молочному делу.

— Может быть, еще кого-то из министров пересадить в губернаторы. Но это отдельный вопрос.

Все почти хорошо

— А как вы собираетесь теперь исправлять содеянное? Народ-то запомнил, что сухое молоко — это бяка, что, когда используется сухое молоко, продукт получается третьесортным. Вы теперь будете доказывать, что это не так? Каким образом?

— На самом деле ведь нам нужно реабилитировать сухое молоко не только в питьевом продукте. Нам нужно увеличить емкость молочного рынка в целом через увеличение востребованности сухого молока как ингредиента при производстве того же мороженого, например. Потому что в смежных пищевых отраслях молочные ингредиенты стали использоваться все в меньшей и меньшей степени.

— Опять же гонимые пальмовым маслом?

— Совершенно правильно.

— Святое дело, потому что говорят, что от этого пальмового масла, кроме курганов непереваренных остатков в желудке, ничего хорошего не бывает. А как вы будете рассказывать, что сухое молоко лучше?

— Об этом рассказывать, наверное, придется достаточно долго, и для реабилитации самого понимания, что такое восстановленное молоко, времени потребуется гораздо больше, чем потребовалось для дискредитации. Но этим надо будет заниматься. Термин будет «восстановленное молоко», соответствующий международной практике.

— Это решение уже принято?

— Это решение еще не принято. Это решение вызрело, оно устно имеет поддержку многих, но пока еще не всех.

— Официально в техрегламенты еще не внесены изменения?

— Пока нет.

— Когда вы ожидаете таких перемен?

— Все термины для всех видов пищевого молока — а это «цельное молоко», «нормализованное молоко», «восстановленное молоко» и «обогащенное молоко» — сформулированы, прописаны, представлены правительству, одобрены рядом министерств и сегодня находятся на стадии окончательного согласования.

— Это «окончательное согласование» — штука туманная. Оно может занимать месяцы, годы.

— На самом деле я не думаю, что я должен сейчас перечислять фамилии тех, кто согласовал, и фамилии тех, чей «одобрямс» надо еще получить. Это, наверное, излишне. Но я как оптимист смотрю на вещи, скажем так, с хорошими ожиданиями, и я думаю, что в течение этого года ситуация разрешится.

— Насколько я понял, отрасль восприняла с оптимизмом новости о государственных интервенциях на молочных рынках?

— Да, конечно.

— Чего вы от этого ждете и в какой мере масштабы и способы осуществления этой интервенции соответствуют, скажем, европейским нравам?

— Сама идея интервенций не нова. Она была реализована еще в постановлении правительства прошлого года. В качестве объекта предполагалось использовать то же самое сухое молоко, причем изначально цель была убрать с рынка негативный продукт. Вот так. Мы, в общем-то, на всех уровнях старались разъяснить, что это неправильно.

— Концепция переменилась, а интервенции остались.

— Да. Что если уж осуществлять интервенцию на рынке сухих молочных продуктов, то это надо делать в параллели с такими продуктами, как сливочное масло и сыр, потому что все эти три продукта производятся одновременно и сезонно — это раз. Более того, сливочное масло — это сопутствующий продукт в производстве сухого обезжиренного молока, поэтому бессмысленно одно изымать, а другое не изымать. Это два. Три — коль уж осуществлять интервенции, это надо делать на территории всей страны ровным слоем, иначе это приведет просто к перекосу формирования цен на сырое молоко и к большему дисбалансу рынка. Объем средств, которые на эти вещи планировался, не предполагал делать интервенцию таким способом. Это были какие-то точечные вещи, которые лишь усугубили бы ситуацию на молочном рынке, и, что чрезвычайно важно, нам удалось предложить (это было решение одного из наших бизнесменов, которое нашло поддержку практически всех министерств) в качестве объекта для осуществления интервенций ультрапастеризованное молоко. Потому что мы убедили всех, и с нами согласились, что дальнейшие возможности реализации этого продукта гораздо более интересные, более полезные, потому что этот продукт может с успехом использоваться во всех социальных программах.

— По школам развозить.

— Правильно. Можно не просто по школам, можно перевести на этот продукт всю социальную сферу: больницы, армию, «Школьное молоко» туда же. По большому счету, последнее постановление правительства, которое расширяет номенклатуру товаров для интервенций, — это хорошая нормативная база для старта программы «Школьное молоко» на федеральном уровне.

— Когда две программы из разных областей помогают друг другу, это всегда полезно. То, что нужно делать в школах, и то, что нужно делать в вашей отрасли, будет перекрещиваться — замечательно. Что скажете насчет господдержки, субсидий? Насколько я понимаю, в Европе идет довольно большая волна по части сокращения этих субсидий, а мы вроде только начинаем их увеличивать. Как-то мы в противофазе.

— В этом году, это факт, объем средств, выделенных из бюджета на субсидирование процентных ставок по кредитам, используемым на техническое оснащение, на модернизацию, на строительство, велик настолько, что… Таких средств не выделялось со времен советской экономики. 27 миллиардов рублей федерального бюджета, около 18 миллиардов рублей региональных бюджетов. Много это или мало? Мы перерабатываем 16 миллионов тонн молока, условно по цене сырого молока 10 рублей. Это 160 миллиардов рублей. Это стоимость сырого молока, поступающего на переработку. 45 миллиардов рублей — это более 20 процентов, то есть это большая сумма, плюс все те протекционистские меры, направленные на создание условий для более комфортного существования молочного рынка в виде всех форм регулирования внешней торговли через увеличение процентных ставок, через увеличение размера пошлин на сухое молоко, на сливочное масло, на сыры, дважды на тропические масла. Плюс такие формы поддержки, как освобождение от уплаты НДС на скот, ввозимый из-за рубежа. Плюс масса региональных программ поддержки молочного животноводства в виде прямых дотаций. И это правда. Текущий год в плане объема всевозможных мер в пользу молочного рынка беспрецедентен.

— Владимир Витальевич, так что же, у вас совсем все хорошо?

— У нас будет все замечательно, если мы решим еще две задачи, которые мы не решили: реабилитируем сухое молоко через термин «восстановленное молоко» и если мы в регламенте введем норму ограничения использования тропических жиров. Эта тема тоже сформулирована, тоже сейчас проходит окончательную процедуру согласования.

— И последний вопрос. Все эти меры не удорожают молочную продукцию для конечного потребителя?

— Да, конечно, частично это приведет к росту цен. Но важно, что это будут продукты другого качества. Эти продукты будут исключительно молочные, эти продукты будут позиционироваться как значительно более здоровые, чем сегодня.