Диктатура господствующего мяса
На 29% подорожала говядина в Москве в 1906 году, притом что предыдущие 25 лет мясо ежегодно прибавляло в стоимости в среднем 1,5%. Такой скачок цен вызвал сильнейшее неудовольствие не только у городских низов, потерявших возможность покупать мясо, но и среди обеспеченных жителей Первопрестольной, которые не привыкли к подобному поведению цен на продукты. Та же картина наблюдалась в остальных частях Российской империи, и потому отечественные экономисты и общественные деятели в очередной раз занялись поисками ответа на вопрос, что делать. Но в итоге узнали, кто именно виноват в резком удорожании.
Спрос без предложения
"Чем телятина мясистее, белее и жирнее, тем она лучше,— поучала хозяек Елена Молоховец.— Почки должны быть покрыты большим количеством жира, который употребляется во все мясные фарши... Телятину употребляют от трех недель до четырех месяцев, позже она груба и не имеет должного вкуса. Самая лучшая 6-8 недельная, отпоенная одним цельным молоком, и то весною или летом; она ценится от 35 до 40 коп. за фунт. Продаются три сорта телятины: 1-й лучший сорт — от телят, отпаиваемых одним цельным молоком, у такой телятины жир белый и крепкий. 2-й сорт, от телят, отпаиваемых снятым молоком с прибавлением сырых яиц и болтушки. Она уже краснее, не так нежна и жирна и ценится от 15 до 20 коп. за фунт. 3-й сорт, от отпаиваемых мучною болтушкою. Такая телятина бывает синевато-серого цвета, тощая, жесткая, продается от 10 до 15 коп. Ярославские, Новгородские, Псковские телята считаются лучшими".
На самом деле цены на мясо в России зависели не только и не столько от сезона, способа выращивания скота и места, где оно производилось. Можно сказать, что мясные цены отражали состояние дел в империи. На юге страны, где скотоводство велось успешно, а спрос ввиду того, что крестьяне питались главным образом растительной пищей, был невелик, цены неизменно держались на низком уровне. При этом в губернских городах, где обреталось значительное количество чиновников, проживали дворяне и купцы, цены стояли значительно выше.
При всем при том цены на мясо, установившиеся в той или иной местности, годами держались примерно на одном уровне. В отличие, скажем, от главных цен России — хлебных, сравнимых по значению с нынешними нефтяными, мясные цены не совершали резких скачков, поскольку не зависели от ситуации на внешних рынках, но главное, они достаточно мало зависели от урожая или неурожая внутри страны. Мясо столетиями оставалось господским продуктом, и крестьяне, потреблявшие его избыток, в случае затруднений обходились без этого продукта даже в праздники.
Совсем иной ситуация стала после освобождения крестьян в 1861 году и с началом промышленного роста в России. Города наполнялись ушедшими на фабрики и стройки крестьянами, а также обедневшими или вовсе разорившимися дворянами, которые пополняли ряды чиновников и служащих частных предприятий. Новые пролетарии не хотели по-дедовски питаться хлебом да квасом, их бывшие владельцы привыкать к подобной диете тоже не собирались. Так что спрос на мясо резко вырос, а вслед за ним быстро двинулись вверх цены.
Картина дополнялась резким вздорожанием хлеба, которое современники связывали с быстрым ростом экспорта зерна и его большой нехваткой на внутреннем рынке. В итоге многие видные промышленники оценивали положение с ценами на продовольствие едва ли не как катастрофическое.
Один из богатейших людей России В. А. Кокорев, сделавший состояние на торговле водкой, а затем вкладывавший средства в наивыгоднейшие проекты своего времени — нефтяную промышленность, банковское дело, строительство железных дорог, писал в 1880 году:
"Все наши рынки, большие и малые, в городах и селах, объяты необычной дороговизной на первые потребности жизни; все наши порты также объяты обычной деятельностью по отправке хлебов за границу. При существующей на рынках дороговизне на хлеб и мясо стоимость содержания рабочих составляет такую сумму, которую они, в большинстве случаев, заработать не могут; вследствие этого положение большинства трудящихся людей делается невыносимым, разорительным. А при таких условиях остается один шаг до сокращения действий фабрик и заводов и до общего затруднения торговли и промышленности, наклонность к чему уже обнаруживается в ходе дел на нижегородской ярмарке. На содержание рабочего, при существующей цене на хлеб и мясо в столичных губерниях, необходимо не менее 100 руб. в год. Основания этого расчета следующие: на 3 фунта хлеба в день 10 коп., фунт мяса 14 коп., на квас, соль и горсть крупы в похлебку 2,5 коп. — всего в день 26,5 коп., в год 96 руб. 72 коп., не говоря о расходах на обувь, одежду и содержание семьи. Такая стоимость пропитания выражает собою дороговизну, равносильную недостатку в продовольствии, и ставит одних в необходимость обратиться к испрашиванию милостыни, чтобы снискать себе средства к существованию, других — прибегать к дерзким способам добывания себе пропитания. При этом не следует упускать из вида того обстоятельства, что к концу зимы придется кормить огромное количество людей, лишенных средств пропитывать себя при существующих ценах на хлеб и мясо, при совершенном неимении в некоторых местностях того и другого".
Кокорев вполне справедливо полагал, что главная причина проблем — слишком малое предложение: "Дороговизна на хлеб и мясо у нас главнейше происходит оттого, что в 15 северных губерниях нет благоустроенного сельского хозяйства".
Однако в качестве решения Кокорев предлагал рецепт, известный ему еще со времен торговли водкой: использовать для откорма скота отходы водочного производства — барду.
"Что такое хозяйство по почвенным и климатическим условиям в этих местностях возможно,— писал Кокорев,— доказательством служат: Остзейские губернии и Финляндия; но так как никакое улучшение в хозяйстве немыслимо без удобрения, а для последнего необходим скот, на откармливание которого требуется барда, то рассмотрим, как велики в этом отношении средства наших северных губерний, сравнительно с Остзейскими? Для примера возьмем губернию С.-Петербургскую и из Остзейских самую скудную по почве — Эстляндскую. При существующих условиях винокурения в С.-Петербургской губернии выкуривается 82.000 ведер вина, по расчету 40-градусной крепости с употреблением 100.000 пудов картофеля. Между тем Эстляндская губерния выкуривает 5 млн. ведер вина в год, с употреблением 4,5 млн. пудов картофеля; следовательно, в то время как Петербургская губерния, по размерам своего винокурения, может выкормить на барде 900 быков, Эстляндская губерния выкармливает 60.000 быков. Неудивительно поэтому, что хозяйство в Эстляндской губернии, имеющее средства для продовольствия столь значительного количества скота и получения через то удобрения, стоит неизмеримо выше, чем в С.-Петербургской губернии. При этом нельзя упускать из вида то обстоятельство, что количество барды, получаемой от винокурения, приобретает тем большее значение, чем больше число мест ее производства; следовательно, чем меньше будут размеры винокуренных заводов, чем больше число их, тем более представится удобств для удобрения более обширной площади, предназначенной для сельскохозяйственной обработки, что в действительности и встречается в Эстляндской губернии. Сомневающимся в этих выводах представляем доказательства: при возвышении цены на мясо в С.-Петербурге на скотопригонный двор явились, как видно из сведений С.-Петербургской думы, ливонские быки из Остзейских губерний. В апреле и мае их пригнано 8.800 голов. Представьте положение дела наоборот, т. е. мясной недостаток в Ревеле, и тогда что же могли бы три соседние губернии — С.-Петербургская, Новгородская и Псковская — прислать в Ревель? Ровно ничего. Итак, для улучшения хозяйства в северных губерниях необходимо поставить их в такое положение, при котором они могли бы выкуривать все необходимое количество вина для местного употребления и выкуривать на возможно большем числе заводов. В таком только случае представится возможность завести скот и иметь удобрение для полей".
Однако такой рецепт — увеличение количества винокуренных заводов — усложнял задачу контроля над ними и сбора налогов и акцизов и тем самым грозил снизить доходы казны. На что, понятное дело, правительство Российской империи никак пойти не могло.
Кроме того, Кокорев предлагал больше помогать крестьянам и землевладельцам кредитами, организовывать для них техническую, ветеринарную, зоотехническую и прочую помощь. Вот только подобного рода проекты, имеющие всероссийский масштаб, требовали столь же масштабного финансирования из казенных средств, которых никогда и ни на что не хватало, так что все предложения Кокорева остались нереализованными. Однако проблема при этом никуда не исчезла.
Факторы сговора
Среди всех городов Российской империи высокими ценами на мясо выделялся Вильно — нынешняя столица Литвы Вильнюс. В начале 1890-х, когда москвичи покупали говядину, как они считали, неимоверно дорого,— по 3 руб. 80 коп. за пуд (16 кг), в Вильно цена доходила до 6 руб. за пуд. При этом спрос там был гораздо ниже московского, как ниже котировалась и покупательная способность его жителей.
Разобраться в этой странной ситуации взялся виленский пунктовой ветеринар Ф. Филатов, в обязанность которого входил контроль качества доставляемого в город мяса, что позволяло ему контактировать со скотопродавцами, владельцами мясных лавок и выяснять происхождение и способы доставки мяса. К 1895 году Филатов подготовил исследование, в котором содержались удивительные факты:
"Рассматривая дела торговли скотом и мясными продуктами на виленском рынке, наглядно представляется значительное несоответствие цен на мясные продукты на рынке с количеством убойного скота и существующими ценами на этот скот на местах разведения его. И эта разность настолько велика, что вынуждает, с одной стороны, сельских хозяев жаловаться на дешевизну скота, с другой, городских потребителей — на ту высокую стоимость мяса, вследствие которой потребление его представляется совсем недоступным для малосостоятельной части городского населения. Так, мы видим, что в губерниях: Харьковской, Полтавской, Херсонской, Екатеринославской, Черниговской, даже и Минской (местности, из которых, по преимуществу, доставляется убойный скот на виленский рынок) цены на мясные продукты не превышают 2 руб.— 3 руб. 20 коп. за пуд, тогда как в г. Вильне они в последние 4 года в действительной продаже стоят не ниже 4 р. 50 к.— 6 р. 50 к. за пуд. Очевидно, что эта разница в 2 р. 50 к.— 1 р. 30 к. на пуд упадает на те расходы, которые ложатся на продукт при доставке и перепродаже его. Чтобы более наглядно показать, из каких именно элементов слагается указываемая разница, рассмотрим, хотя и вкратце, условия торговли скотом и мясными продуктами в г. Вильне. Для виленского рынка мясные продукты получаются: во-первых, от скота местных пород, доставляемого из Виленской и смежных губерний, во-вторых, от скота степных пород, доставляемого исключительно по железным дорогам, из губерний: Полтавской, Екатеринославской, Херсонской, Харьковской, Черниговской, Могилевской и Минской, и, в-третьих, преимущественно в зимние месяцы, доставляется продукт в виде туш из вышеприведенных степных губерний, а также и уездных городов и местечек Виленской губернии. Ежегодное количество убойного крупного скота, поступающего на виленский рынок, колеблется между 30-25 тысячами голов; количество привозного мяса находится в значительной зависимости от стояния зимней температуры и простирается за 30 тысяч пудов".
Главным выводом ветеринарного врача Филатова было то, что высокие цены на городском рынке в Вильно объясняются не значительными расходами продавцов, а лишь их желанием побольше заработать:
"Установлен тот факт, что торговля убойным скотом уже давно служит предметом самой оживленной спекуляции. Между первоначальным владельцем скота и потребителем мясных продуктов стоит длинный ряд перекупщиков, посредников, из которых каждый стремится, разумеется, иметь хороший заработок. Скот, доставляемый в г. Вильну из Виленской и смежных губерний по грунтовым дорогам, в большинстве закупается поштучно мелкими скупщиками по хозяйствам, базарам и ярмаркам, при винокуренных заводах и нередко проходит чрез несколько рук перекупщиков и, формируясь в небольшие партии в 10-40 голов, поступает на виленский рынок в руки фактора для продажи мясникам. Расходы по доставке такого скота ограничиваются несколькими копейками на голову. Первоначальные владельцы скота или даже первоначальные скупщики его весьма редко являются на рынок для продажи своего скота. Общее количество местного убойного скота, обращающегося на виленском рынке, в последние два года достигает 15 тыс. голов".
Но еще важнее оказалось то, что мясной рынок в Вильно держал в руках ограниченный круг людей — факторы и комиссионеры.
"На виленском рынке,— писал Филатов,— продажа пригонного скота во всех без исключения случаях ведется при посредстве особых факторов, открывающих нередко кредит и продавцу и покупателю-мяснику и взимающих за свое посредство плату и с продающей и покупающей стороны, причем плата эта обходится редко менее 1 рубля на каждую голову скота. Факторство на виленском рынке поддерживается собственно бедностью городских мясников, вынужденных искать мелкого краткосрочного кредита, хотя и с уплатой за него значительных процентов. Такой кредит для них всегда можно открыть у факторов... Свобода и легкая доступность кредита завлекают в торговлю мясом лиц, не имеющих совершенно необходимых средств. При таких условиях само собой разумеется, что капитал и риск обращаются на счет стоимости предмета торговли".
Комиссионеры, как свидетельствовал ветеринарный врач, в отличие от факторов специализировались на доставке мяса и скота издалека: "Доставляемый по железным дорогам степной скот также в весьма редких случаях доставляется первоначальными владельцами его, в большинстве же еще до поступления его на рынок он проходит чрез руки шибаев, скупщиков, прасолов, затем перекупщиками доставляется на рынок, где для продажи поступает в руки комиссионеров. Собственно, в г. Вильне в последние 2-3 года торговля степным скотом сосредоточивается в руках 2-3 лиц — комиссионеров, являющихся чаще перекупщиками скота на собственный риск в степных губерниях и поставщиками на рынок, чем действительными комиссионерами, но при этом и полновластными хозяевами рынка, как в отношении количества доставляемого ими скота, так и стоимости его".
В итоге, как сообщал Филатов, количество скота на рынке определялось не столько местным спросом, сколько ценами на варшавском и петербургском рынках, на которые ориентировались монополисты. А чтобы поддерживать цены на более высоком уровне, чем в столице империи и крупнейших городах, поставщики и торговцы прибегали к искусственному сокращению предложения. "Мы видим,— писал Филатов,— что за последние три года привоз скота на виленский рынок сократился более чем вдвое".
Возникал естественный вопрос: каким же образом местные власти реагируют на подобный ценовой шантаж в адрес обывателей? Власти, вместо того чтобы заниматься борьбой с монополистами, объявили, что неведомо откуда привозимый скот нуждается в тщательном ветеринарном, а мясо — в санитарном контроле. И потому ввели пошлину в 40 коп. с пуда мяса на содержание ветеринарной службы. Правда, собираемая при этом сумма значительно превосходила все реальные расходы на контроль и шла на пополнение городской казны. Так что городское управление постоянно боролось с искушением дополнительно поднять сборы за мясной контроль и часто этому искушению поддавалось.
Неурожайные цены
Подобная ситуация в крупных городах, казалось бы, возникнуть никак не могла — там действовало множество рынков, а владельцев мясных лавок и магазинов вряд ли можно было отнести к вечно бедствующей части населения. В Москве, например, цены на мясо хотя и росли, но без головокружительных скачков. Так, по данным Московской скотопромышленной и мясной биржи, с 1880 по 1905 год оптовая цена пуда говядины поднялась на 39%, то есть в среднем получалось чуть больше полутора процентов в год. В год первой русской революции цена на мясо выросла значительно, однако этот рост оказался сущей мелочью по сравнению с достижением 1906 года: 29% — с 4 руб. 23 коп. до 5 руб. 46 коп. А за следующий год цены ушли вверх еще на 13,5% и продолжили двигаться в том же направлении.
Теперь мясо оказалось недоступным не только для малоимущих жителей Первопрестольной, но и для большинства представителей средних слоев общества. Возмущению в обществе не было предела, и московские торговцы мясом принялись искать причины возникшего мясного кризиса, как стали именовать ситуацию в газетах. Главными причинами в изданиях Московской скотопромышленной и мясной биржи назывались неурожай 1906 года и беспорядки, когда разнообразные революционные и не очень банды жгли поместья и грабили зажиточных крестьян:
"Массовое истребление тощего скота в неурожайный 1906 г. и годы предшествующие, когда этот скот наводнял площадки столиц и других городов, а также сильное истребление за то же время телят и молодняка объясняют в значительной степени резкое уменьшение количества скота на ярмарках 1907 и 1908 гг. Немаловажное влияние оказали также аграрные беспорядки и ликвидация на пространстве почти 572 млн десятин частновладельческих хозяйств, занимавшихся скотоводством или отдававших свои угодья под нагул скота. Постоянные поджоги скотных дворов и запасов корма заставили многих хозяев и скотопромышленников или вовсе ликвидировать дело, или сократить его до значительной степени. Причиною, постоянно действующей в течение многих уже десятков лет, необходимо признать, кроме того, увеличение распашки степей и других травяных пространств и вытеснение отчасти по этой причине, а также и по причине дробления хозяйства крестьянского волов лошадьми. Абсолютное уменьшение количества крупного рогатого скота установлено нашей, хотя и очень несовершенной, статистикой уже с 1900 г.: к 1904 г. количество скота в Европейской России уменьшается почти на 1 милл. голов. Несомненно, что за последние 5 лет уменьшение скота в районах, снабжающих им Москву, достигло значительных размеров. Такое уменьшение количества главных видов домашнего скота должно было чувствительно отозваться на снабжении мясом столичных рынков".
При этом мясоторговцы уверяли москвичей, что возведенные к тому времени холодильные склады никаким образом не могут снизить мясные цены. Хотя прочие жители города считали, что зимой вполне можно было сделать запас мороженого мяса, привезя его из отдаленных районов страны, не затронутых всеми проблемами центральных губерний.
Весьма интересные обстоятельства вскрылись, когда за расчеты взялись экономисты и общественные деятели. Выяснилось, что торговцы ежегодно закупают для Москвы несколько меньше реально необходимого количества мяса. Объяснялось это якобы ошибкой в расчетах. Мол, невозможно учесть прирост населения, который обеспечивают не столько вновь родившиеся, сколько прибывающие в город в поисках работы и лучшей жизни. А помогают сдерживать поток мяса в Москву правила, установленные местными властями. К примеру, было предписано забивать скот только на городских скотобойнях. Так что в Москве, как и в Вильно, имел место ценовой сговор, которому потворствовало городское управление. А всяческие катаклизмы лишь служили видным каждому обывателю невооруженным глазом основанием для резкого роста цен.
Дорогая война
Естественно, на такой катаклизм, как мировая война, начавшаяся в 1914 году, цены в России не отреагировать не могли. Едва ли не с первых месяцев войны практически все товары начали дорожать, летом 1915 года они немного снизились по отдельным позициям, после чего начался новый резкий подъем. В материалах, подготовленных в 1915 году к Второму чрезвычайному съезду представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, говорилось:
"Из хлебных продуктов наибольшее повышение испытали цены на овес, возросшие в главнейших центрах потребления более чем вдвое. Более чем удвоились также цены на гречневую крупу-ядрицу и пшено. Несколько менее повысились цены на ржаную муку: в Рыбинске, снабжающем северные губернии, цены на этот продукт удвоились, в Москве возросли на 89% и в Петрограде — на 79%; в остальных местностях повышение ржаных цен меньше. Менее значительно возросли цены на пшеничную муку-крупчатку; даже в таких крупнейших центрах потребления, как столицы и Рыбинск, повышение пшеничных цен не достигает 50%. На 50-60% поднялись цены на сливочное соленое масло. Совершенно исключительное — в 3-3,5 раза — наблюдается повышение цен на поваренную соль. Наконец, следует отметить весьма сильное увеличение цен на сахар. Указанные данные относятся к биржевым ценам, следовательно, оптовым. Еще более сильный рост наблюдается у цен розничных, причем здесь далеко не всегда было соответствие с оптовыми ценами и стоимостью провоза".
Столь же быстро дорожало мясо. К примеру, если в Самарской губернии пуд говядины перед началом войны стоил 5 руб. 10 коп., то в 1916 году — уже 12 руб. 70 коп., а в середине 1917 года — 25 руб. 60 коп.
В материалах к съезду указывались причины подобного подорожания:
"В связи с текущими военными событиями у нас был введен ряд новых налогов (например, временный военный налог с грузов, перевозимых по железным дорогам) и сильно повышены ставки уже существовавших налогов (например, гербового, промыслового, акциза со спирта, спичек, сахара, табака и т. д.); повышены почтово-телеграфный и таможенный тарифы и т. д. Все эти расходы, которые легли на торгово-промышленный оборот, естественно, были переложены на цену продуктов, которая и испытала, вследствие сего, известное повышение... Наконец, нельзя еще не отметить, что большое влияние на высокий уровень цен оказывает падение курса рубля, покупательная сила которого понизилась на 40-50% ввиду прекращения размена на золото, вызванного пассивностью расчетного баланса, и огромным выпуском бумажных денег. Это явление вполне естественно, так как раз стоимость товара измеряется деньгами, то все причины, влияющие на стоимость самих денег, неизбежно отражаются и на покупной их силе; поэтому чем ниже курс денег, тем более дорогими, в общем, становятся товары".
Среди причин серьезного подорожания упоминался и сухой закон:
"На цены сельскохозяйственных товаров, по-видимому, повышательное влияние оказало благодетельное прекращение в стране продажи крепких напитков, так как отрезвленное крестьянское население, с которого сложен огромный — во много сотен миллионов рублей — налог, вследствие прекращения продажи крепких напитков испытывает менее острую, чем прежде, нужду в деньгах и потому, естественно, перестало спешно выбрасывать на рынок свои продукты, а, наоборот, реализует их неизмеримо более расчетливым образом, чем прежде".
Однако крестьяне были далеко не единственными, кто хотел заработать на росте цен. Во время войны со всех сторон летели призывы установить твердые цены на все продукты и ввести их нормирование, и в отечественной экономике было отмечено новое явление. Товары, на которые хотели ввести норму отпуска, на рынках немедленно многократно дорожали. На те, что оставались в свободной продаже, цены тоже росли, но они регулировались спросом и предложением, и потому в данном случае удорожание шло вровень с инфляцией.
Как оказалось, этот эффект не зависел от того, какой в стране строй. Советские экономисты писали, что в первые послереволюционные годы в Москве на Сухаревском рынке можно было купить какие угодно продукты и промтовары и цена была относительно стабильной до тех пор, пока на какие-то из них не вводились карточки. Другой причиной ценовых скачков, как и до революции, служил запуск правительством печатного станка. Во всех остальных случаях, когда рыночному регулированию не мешали монополисты и их сговоры, цены в России, как и во всем мире, после резкого подъема неизменно снижались. А не шли, как сейчас, только вверх.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ
КоммерсантЪ-Деньги
|