Взрыв кукурузного початка

Лоток с растениями вздрогнул, оторвался от пола, на секунду завис в воздухе и поплыл по направлению к шлюзу, соединяющему теплицу с внешним миром. Затем контейнеры с растениями выстроились в ряд на конвейере, где каждое из них должно подвергнуться различным исследованиям, замерам и трехмерному фотографированию. Вся собранная информация тут же записывается на RFID-метке, прикрепленной к горшку. Такие процедуры проводятся здесь с каждым растением ежедневно — в результате появляется подробное досье об истории его развития.

Нас, журналистов, внутрь теплицы не пустили, чтобы мы своим присутствием не нарушили покой созданного там микромира и, не дай бог, не повлияли на жизнь какого-нибудь ростка. Ведь здесь растут не просто растения — это образцы, выращиваемые из генетически измененных клеток. А теплица — это не просто место, где они растут, а часть технологического конвейера биоинженерной фабрики XXI века. В зависимости от собранных на растения досье в дальнейшем принимается решение о том, какие именно из них дадут начало новым сортам. По словам нашего экскурсовода Боба Мели, научного руководителя этой фабрики будущего, «используя эту систему, удалось быстрее ввести большое число комбинаций трансгенов в кукурузу, а цифровая запись изображений и их автоматизированная обработка позволяют установить, как те или иные изменения в генах сказываются на растении в течение его жизни. Эта технология позволила резко увеличить число тестируемых генов и сосредоточить ресурсы на наиболее многообещающих целях». Так создаются новые линии сельскохозяйственных растений компании Pioneer, входящей в состав американской корпорации DuPont.

Удержаться на технологической волне

За свою более чем двухсотлетнюю историю DuPont приходилось менять бизнес-философию и бизнес-модель несколько раз. Подобные метаморфозы удались далеко не многим из ее ровесников — до наших дней дожили буквально единицы. Однако теперь история компании становится ее союзником, основой, на которую могут опереться ее сегодняшние сотрудники. Здесь никого не удивляет, когда в деловых выступлениях топ-менеджеры ссылаются на мнения своих коллег, высказанные по схожему поводу в позапрошлом веке, а на рабочих совещаниях разбирают опыт реализации проектов столетней давности. Большинство наших компаний не может похвастаться преемственностью корпоративных традиций на протяжении хотя бы нескольких десятилетий. Тем полезнее посмотреть на историю DuPont как на пример крупной промышленной компании, которая неоднократно находила в себе силы преодолевать инерцию налаженного доходного бизнеса и, используя принципиально новые, инновационные для своего времени технологические платформы, вот уже более полутора сотен лет удерживаться в топ-100 крупнейших корпораций Америки.

Каждая инновация (и каждая компания) проходит в своей жизни стандартную траекторию развития — от зарождения, через стадию сначала раннего, а затем бурного роста и экспансии к стабилизации, стагнации и загнивания. Одним из наиболее сложных считается вопрос о том, что должна делать компания, жизненный цикл которой подходит к завершению. Кто-то предпочитает продать компанию и выйти из бизнеса, наслаждаясь ролью рантье; кто-то с упорством маньяка пытается держаться однажды выбранной траектории развития. Наиболее же дальновидные и амбициозные стараются найти новую парадигму развития и оседлать очередную технологическую волну. Для этого есть два пути: либо регулярно инвестировать серьезные средства в собственные научно-исследовательские разработки, либо накопить деньжат и купить входной билет на новый для себя рынок в лице какой-нибудь динамично развивающейся стартап-компании.

DuPont несколько раз сталкивался с этой проблемой и успешно ее решал, испытав на себе все варианты поведения (кроме разве что попыток полной продажи бизнеса). Первый кризис возник в 1880-е годы, когда на смену пороху, который был основой бизнеса Дюпонов, пришел динамит. Хотя Нобель запатентовал динамит еще в середине 1860-х, а бурный рост рынка начался с начала 1880-х годов, Дюпоны упорно пытались остановить время — свою самую большую в мире фабрику по производству черного пороха они начали строить в 1888 году, через двадцать лет после появления динамита. Тогда Дюпоны еще не освоили искусства серфинга на волнах технического прогресса и не спешили делать ставку на новые для них технологии, основанные на успехах органической химии. В результате они чуть было не выпустили рынок взрывчатых веществ из-под контроля, и только ценой невероятного напряжения всех сил компании и применения своего лоббистского потенциала им удалось сохранить свои позиции.

Учтя эти ошибки, владельцы компании в 1903 году создают Экспериментальную станцию, ставшую одним из первых в Америке корпоративных центров исследований и разработок (R&D-центр). Такой центр важен для любой компании не только как источник новых технологий, но и как инструмент анализа происходящих технологических изменений и прогнозирования будущего. Именно благодаря центру DuPont сумел благополучно осуществить второй в истории компании технологический скачок (1930–1940-е): от производства взрывчатых материалов к производству пластиков. Именно ученым этого центра принадлежит честь создания таких продуктов, как целлофан, нейлон, тефлон, лайкра.

В середине прошлого века DuPont становится одной из крупнейших химических корпораций планеты. Казалось бы, можно почивать на лаврах и наращивать преимущество на привычных рынках. Тем не менее уже с 1980-х руководство компании предпринимает самые разнообразные действия в поиске новых направлений развития бизнеса. Были испробованы и нефтяной бизнес (в 1981 году куплена, а в конце 1990-х продана нефтяная компания Conoco), и фармацевтика (в 1990 году создано совместное с Merck фармацевтическое предприятие, позднее полностью выкупленное DuPont и в 2001 году проданное другому фармгиганту — Bristol Myers Squibb), и интернет-бизнес (в 2000 году при поддержке Internet Capital Group было создано несколько электронных торговых площадок), и консалтинг (DuPont активно развивает направление консалтинга в области постановки техники безопасности в промышленности). Это не считая самых разных проектов в области химии. Параллельно DuPont наращивал свою компетенцию как наукоемкая компания и стал одним из лидеров инновационного бизнеса. Но фактическим началом нового цикла в его развитии можно считать покупку за 7,7 млрд долларов в конце 1990-х компании Pioneer, специализировавшейся на производстве сортовых семян. Закреплен этот разворот был продажей в 2004 году «дойной коровы» компании — подразделения текстильных волокон и всемирно известной торговой марки Lycra.

Сельское хозяйство как хайтек

Несмотря на то что многие в России продолжают считать DuPont прежде всего производителем химических продуктов, сегодня это уже не так. Из 26 млрд долларов продаж в 2009 году более трети приходится на продукты для сельского хозяйства (см. график), из которых 56% составляют семена. При этом сельскохозяйственный сегмент оказался единственным в линейке продуктов DuPont, который в период кризиса не только не просел, а продолжил динамично развиваться. Еще более показательна картина распределения вложений корпорации в исследования и разработки — около 50% корпоративного бюджета расходуется на НИОКР в области сельского хозяйства (700 млн долларов).

Тем, у кого сельское хозяйство ассоциируется только с неквалифицированным трудом и непривередливой техникой, трудно принять мысль, что одна из крупнейших высокотехнологических корпораций мира делает ставку на эту отрасль. Однако, проведя анализ тенденций развития мировой экономики, DuPont выделил несколько «мегатрендов», которые объявлены ключевыми для развития компании:

— рост объема производимого продовольствия;

— ослабление зависимости от ископаемых видов топлива;

— защита людей, имущества и среды обитания;

— рост на развивающихся рынках.

Оказалось, что аграрный сектор находится в точке пересечения всех перечисленных трендов. Помимо собственно производства продовольствия он оказывается источником сырья для выпуска биотоплива. Главной угрозой безопасности жизни все в большей степени становится варварская эксплуатация земельных ресурсов и нарушение экологического баланса. Наконец, на развивающихся рынках именно в аграрном секторе занята основная масса населения — более 2,5 млрд человек.

По данным ООН, производство продовольствия к 2050 году должно удвоиться, чтобы удовлетворить потребности населения, которое к тому времени достигнет 9 млрд человек. В этом производстве, по расчетам DuPont, доля развитых стран не только останется доминирующей, но и продолжит расти. Одновременно с ростом населения растут доходы. За последние десять лет население мира выросло на 13%, в то время как совокупные доходы — на 29%, что повлекло за собой рост спроса на более качественную еду, богатую белком. За этот же период площадь обрабатываемых земель увеличилась лишь на 8%. Если в ближайшем будущем значительная часть населения планеты будет потреблять столько же продовольствия, сколько потребляет средняя американская семья, аграрному сектору придется радикально поднять свою производительность.

Накормить растущее и богатеющее население планеты, не увеличивая площадь сельхозугодий, можно только за счет применения современных биотехнологий. В том числе таких, как генетическая инженерия, пестициды, химические удобрения, вызывающих душевный трепет у современного российского обывателя. Можно и дальше сколько угодно требовать проверки отдаленных последствий применения этих методов и убеждать себя в том, что лучше обойтись без всякой химии и прочих непонятных научных штучек. Надо, однако, понимать две вещи.

Во-первых, никаких других путей повысить производительность сельского хозяйства пока не существует. Том Саубер, руководящий исследованиями североамериканского подразделения Pioneer по выращиванию кукурузы, показывает любопытный график, демонстрирующий рост продуктивности выращиваемой в США кукурузы за последние сто лет в сравнении с аналогичными показателями Азии и Африки. Из него видно, что примерно до середины 1950-х разрыв в урожайности кукурузы между США и другими регионами был невелик — полтора-два раза. Но начиная примерно с 1940-х годов, когда в сельском хозяйстве стали применяться интенсивные методы, разрыв начинает быстро нарастать. Уже к началу 1960-х он стал почти четырехкратным. (Неудивительно, что именно успехи в производстве кукурузы произвели неизгладимое впечатление на Никиту Хрущева.) Этот отрыв сохраняется до сих пор. Понятно, что до 1990-х годов все эти успехи никак не были связаны с созданием трансгенных растений — рост шел исключительно за счет селекционной работы, химизации и совершенствования агротехники.

Большинство стран, где продуктивность аграрного сектора вышла на предел возможной производительности (США, Аргентина, Бразилия, Китай), уже давно поняли безальтернативность движения по пути применения современных достижений биоинженерии и активно применяют эти методы. В 2008 году генетически модифицированными сельскохозяйственными культурами в мире было засеяно 125 млн га (10% площади всех сельхозкультур), в том числе в США — 62,5 млн га, в Аргентине — 21, в Бразилии — 15,8. Поразительнее всего то, что российское законодательство, запрещая производство у нас в стране генетически модифицированных растений (ГМР), не препятствует их ввозу и применению. В результате их продажи в России растут, а наш аграрный сектор не только все больше отстает от зарубежных конкурентов, но и теряет возможность догнать их.

Во-вторых, современное сельское хозяйство уже довольно давно применяет самые разные способы воздействия на растения и животных. Далеко не все из них — те же удобрения, пестициды, консерванты — безобидны и безвредны для человеческого организма, но просто так отказаться от них уже невозможно. Насколько важны те же пестициды, можно судить по таким данным, приводимым специалистами DuPont: ежегодно от 35 до 42% потенциального мирового урожая теряется из-за болезней, сорняков, насекомых, и эти потери можно смело умножить на два, если сельхозпроизводители откажутся от химических средств защиты растений. Сократить же их применение можно, только двигаясь вперед и применяя все более совершенные технологии. Например, сократить количество и жесткость применяемых инсектицидов (химические вещества, используемые для борьбы с вредными насекомыми) можно за счет генетических изменений в растении, делающих его малосъедобным для определенной группы вредителей. То же относится и к остальным средствам защиты растений, и к массированному использованию минеральных удобрений.

Характерно, что в ряде случаев именно производители и продавцы химических препаратов сельскохозяйственного назначения спонсируют исследования, призванные доказать вред ГМР. Кстати, по данным Research Techart, российский рынок химических средств защиты растений сегодня становится одним из наиболее емких и динамично развивающихся в мире. Только с 2005 года продажи пестицидов в России удвоились и к началу кризиса достигли 67 тыс. тонн.

Куда идет Pioneer

К моменту продажи компания Pioneer и сама уже имела долгую историю — она началась еще в 1926 году. Сегодня это одна из ведущих биотехнологических компаний с 10 тысячами сотрудников по всему миру. Весь посевной материал, предлагаемый компанией, обязательно проходит районирование на 102 собственных исследовательских станциях, разбросанных по всему миру. «Мы должны быть уверены, что наши продукты хорошо приспособлены к конкретной территории, к местным болезням и вредителям», — говорит вице-президент Pioneer Джон Сопер. Кстати, одна из этих станций недавно открылась под Киевом.

Особенность подхода Pioneer состоит в стремлении предложить сельхозпроизводителю комплексное решение проблемы повышения урожайности. Для этого объединяются технологии улучшения генетики посевного материала и приемы агротехники, средства защиты растений и удобрений, инновационная упаковка и системы проверки качества продукции. Это вообще характерный подход DuPont — стремление соединить достижения разных подразделений компании для получения синергетического эффекта. В случае с биотехом это выражается не только в комплексных решениях для фермеров, но и в том, что одновременно в DuPont разрабатываются технологии производства биотоплива (в том числе из целлюлозы), биоматериалов (например, полимер Сорона, вырабатываемый из кукурузы), системы оценки качества пищевой продукции (некоторые российские мясокомбинаты уже используют такие приборы для экспресс-диагностики).

Сейчас одно из главных направлений работы Pioneer состоит в выведении новой линии кукурузы, устойчивой к засухе. Как показало последнее лето, эта тема актуальна не только для Африки, но и для России. «Вашим сельхозпроизводителям эта разработка будет особенно интересна, так как для расширения производства кукурузы в России надо решать проблему нехватки воды, — считает Джон Сопер. — То, что предлагаем мы, — это сочетание использования молекулярных маркеров, которые позволяют выявить собственные гены кукурузы, определяющие устойчивость к засухе, и технологий комбинирования этих генов». В данном случае речь хотя и идет о генетически модифицированном растении, но в его ДНК переносится не некий чужеродный ген (вроде гена скорпиона или медузы), а ген другого сорта кукурузы, более устойчивого к засухе. Фактически сегодняшние ученые из Pioneer делают то же, что и их предшественники селекционеры, скрещивавшие экземпляры с наиболее интересными свойствами. Другое дело, что благодаря инструментарию современной биоинженерии процесс выведения нового сорта резко ускоряется. И задействованы в нем не только методы создания трансгенов, но и другие оригинальные разработки ученых Pioneer: это и описанная конвейерная линия по выявлению нужных признаков у созданных растений, и система лазерной сортировки семян, и компьютерное моделирование, и многое другое.

«Мы сотрудничаем более чем с тысячей различных организаций, в том числе с малыми биотехнологическими компаниями, — говорит Джон Сопер. — Мы постоянно изучаем предложения таких компаний, и если предлагаемые ими технологии нам интересны, возможны совместные проекты. В некоторых случаях может идти речь и о поглощении интересной нам компании. Интересны нам прежде всего те, что работают в новых направлениях, которыми мы не занимаемся. Сейчас мы занимаемся одной разработкой, которая обещает повысить урожайность культурных растений за счет генов арабидопсиса. Это дикорастущее растение, с которым работает множество биологов. Еще одно интересное нам направление — системы идентификации генов, улучшающих засухоустойчивость».

В качестве примера успешного взаимодействия с малой компанией Джон приводит работу с калифорнийской компанией Verdia. Она специализировалась на технологии «перетасовывания генов» (gene shuffling). Ей удалось сделать ряд изменений в ДНК, благодаря которым ферменты, вырабатываемые растениями, более эффективно дезактивируют гербицид глифосат (самое распространенное в мире средство борьбы с сорняками). Убедившись, после тщательного изучения компании и периода партнерства, в эффективности технологии, специалисты Pioneer дали добро на покупку Verdia за 64 млн долларов. Российских инновационных стартапов среди партнеров Pioneer пока нет.

Пока без России

Судя по выступлениям руководителей DuPont, сейчас Россия находится на периферии их внимания. В ходе многочисленных презентаций различных аспектов деятельности компании ее практически никто не упоминал. Приоритетами, помимо собственно США, являются Китай и Индия. Это и понятно, именно здесь ожидается наибольший прирост населения, а следовательно, потребления продовольствия и средств его производства. Отвечая на вопрос о месте России в стратегии DuPont, глава корпорации Элен Кулман предпочла перечислить уже ведущиеся проекты: петербургский офис, занимающийся поставкой красок и пластиков для предприятий автомобильного кластера; завод в Чебоксарах, выпускающий средства защиты растений; партнерство с рядом российских компаний по поставке специальных волокон и химикатов. А исследовательский центр по стратегически важному для компании аграрному направлению было решено открыть не в России, а на Украине, под Киевом.

Некоторую ясность в понимание причин такой осторожности внес Джон Сопер: «Основной сельскохозяйственной культурой в России является пшеница. Ее отличие от той же кукурузы в том, что она — самоопыляемая культура. Это значит, что зерно, полученное в результате высева гибридных семян Pioneer, можно использовать в качестве полноценного посевного материала без ухудшения его свойств и на второй, и на третий год. В результате мы тратим миллионы долларов на создание этих гибридов, а фермер, купив мешок семян, начинает воспроизводить их самостоятельно. Ключевую роль здесь начинают играть законодательные условия, обеспечивающие наши права как производителя семян. В США такие законы действуют, в результате здесь 95 процентов посевов сои (способность которой к самоопылению близка к пшенице) — это покупные семена. Поэтому по самоопыляемым культурам, таким как соя или пшеница, мы серьезно зависим от системы защиты интеллектуальной собственности, существующей в той или иной стране. Если они сильны — мы инвестируем, если слабы — мы предпочитаем этого не делать». С подобной проблемой Pioneer уже столкнулся в Аргентине, и хотя это третий в мире производитель сои, было принято решение не инвестировать в этой стране.