Школа безумных шляпников

Чему и как учат в самой престижной в мире школе дизайна

Извилистые коридоры, белые стены, заляпанные краской, под ногами помятые пластиковые бутылки, гипсовые слепки голов, рук, ног, куски ткани. Четверо парней в полупустой мастерской что-то красят, выпиливают из дерева, плавят металл. Мимо меня стремительно проносится стайка девиц в танцевальных костюмах с мокрыми волосами и красными лицами — это один из корпусов колледжа на Бэк Хилл, где учатся актеры и художники.

На стенах то и дело попадаются странные картины, с потолка свисают тросы, дере­вянно-металлические клубки, которые явно что-то символизируют, но непонятно что. Это проекты, над которыми работают студенты. Среди них много русских. Точнее, русскоязычных. У одних давно уже европейское гражданство, кого-то родители когда-то отправили в лондонские школы, поэтому сейчас они с трудом изъясняются на великом и могучем, а кто-то приехал в Лондон именно для того, чтобы поступить в Сент-Мартинс.

Русские студенты стали нашими гидами по этой Мекке всех дизайнеров мира.

— Вот это была наша мастерская, здесь сидели только мы, — говорит мне Катя Григорян, она училась на факультете современного искусства на скульптора. — Я бросила, потому что у меня проблемы с визой были. Думаю, что не вернусь сюда, не до этого сейчас. Я вообще в Москву перебираюсь на ПМЖ.

После трех лет в колледже Катя поняла, что великим скульптором не станет, и сего­дня ходит на курсы преподавателей английского языка. В Москве это востребованная профессия.

— Но безотносительно к результату учеба здесь — один из самых лучших периодов в моей жизни, — говорит она и оборачивается к мужчине в потертых грязных джинсах и вытянутом свитере: — Хай, Питер!

Питер был Катиным преподавателем, а теперь, как добрый ключник, открыл нам все мастерские, а сам пошел в кабинет готовиться к занятиям и пить кофе.

Первая мастерская по планировке больше смахивает на лабиринт из комнат с белыми стенами и огромными окнами. На сером полу валяются листы с рисунками, обрывки фраз на клочках бумаги, пахнет гипсом, краской и пластиком.

— Видишь эту стенку? Я здесь инсталляцию делала, — вспоминает Катя. — Отливала из пластика трехмерную модель этого здания, причем детальную, с лестницами, дверьми, коридорами. Пришлось брать планы этажей, чтобы не ошибиться.

Свой прозрачный пластиковый дом она повесила на тросы, а внутрь поместила тяжелый металлический шарик.

— Модель можно было двигать, причем так, чтобы шарик с верхних этажей в итоге скатился на нижние, ну, знаешь, как в игрушке компьютерной. Потом я брала интервью, в которых студенты рассказывали свои сны, сделала видеонарезку и поставила проектор так, чтобы картинка отображалась на белой стене сквозь прозрачное пластиковое здание, а друзья музыканты написали еще и музыку ко всему этому.

— Катя, а сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Тридцать два.

Институт креативных бомжей

— Вся идея Сент-Мартинса — чего многие не понимают, даже проучившись пять лет, — это саморазвитие. Ты узнаешь самого себя, что тебе нравится и что ты хочешь делать в жизни. Поэтому он уникален, и люди платят деньги и хотят здесь учиться, — говорит мне Олег Митрофанов. Сейчас он получает степень бакалавра на курсе «Мода: коммуникация и продвижение». Закончил в Москве юридическую академию, а потом решил поучиться чему-нибудь другому. В колледж попал случайно — никогда до поступления про него ничего не слышал. Ему 26 лет.

Возраст студентов колледжа очень разный, от 18 до 60. После школы сюда поступают только британцы. Иностранцы, как правило, уже имеют высшее образование.

Здесь не учат шить, строить или рисовать — подразумевается, что студент должен все это уметь. Но обещают, что будет интересно. На каждом факультете свои нравы и обычаи. Про самый известный — моды — говорят, что это настоящий серпентарий и с улицы попасть туда практически невозможно.

После разговоров со студентами понимаешь: если поступишь сюда, бессонные ночи, синяки под глазами, драйв и экшен тебе гарантированы. А билет на Лондонскую неделю моды? Нет. А шанс прославиться на весь мир? Нет. А контракт с домом моды, персональная выставка в галерее или работа в крупной компании по производству чего бы то ни было? Опять нет. Как и везде — никаких гарантий, шансы микроскопические, повезет единицам, остальные будут работать в барах и магазинах. Но каждый год сотни студентов присылают свои работы в надежде, что их примут в Центральный колледж искусства и дизайна Святого Мартина.

Сейчас в колледже учатся примерно четыре с половиной тысячи человек.

— Здесь не как у нас: поступил, сессию, если не лох, сдаешь — и все хорошо. Тебе надо постоянно доказывать, что ты лучше, чем другие. Это заводит. Поэтому не удивляйся, что все студенты нервные, — говорит Катя Григорян.

Все эти четыре тысячи человек считают себя гениями. Поступая, они в последнюю очередь думают о том, что все четыре тысячи выпускников не могут быть Гальяно. Некоторые преподаватели сообщают об этом студентам, но к их словам мало кто прислушивается.

— Прекрасных и креативных тут много выпускают, а ведь в Лондоне есть еще другие колледжи и университеты, — говорит Катя. — Уйма художников и дизайнеров, а работы для таких людей не хватает. Вот закончил ты колледж, приходишь устраиваться на работу и слышишь: «И что? Вас таких полно, очереди стоят».

— Мой друг десять лет учился на художника. В разных местах. Он талантливый, но у него никогда нет денег, нет дома, он живет в настоящем сквоте. Они там с друзьями выставки устраивают. Он может несколько дней не есть. Он бомж. Но прогнуться под систему и пойти работать в бар он не может — он просто не будет тогда заниматься искусством и быстро загнется. — Студентка, которая рассказала мне это, просила не называть ее фамилию. В Сент-Мартинсе трепетно относятся к репутации, и вряд ли кому понравилось бы утверждение, что на факультете изобразительного искусства готовят профессиональных бомжей.

— Все думают, что это такое закрытое богемное место, куда берут только избранных, — смеется Ольга Ромашевская, она учится на промышленного дизайнера. — Это не совсем так. Всякий сброд тут тоже есть в достаточном количестве. Но, конечно, все уверены, что они талантливые.

— Дело не в колледже, а в самих студентах, — уверена ее однокурсница Маша Тухас. — Нам с первого курса говорят, что надо определяться с индустрией, в которой хочешь потом работать. А то выходишь после колледжа весь такой гениальный, и выясняется, что везде уже сидят профессиональные продукт-дизайнеры с опытом и гораздо круче тебя.

Как делается легенда

Первое, что всегда приводят в качестве доказательства крутости колледжа, — список знаменитых выпускников. Он впечатляет, от обилия самых-самых на квадратный метр становится не по себе: Хусейн Чалаян, Зак Позен, Пол Смит, Гаррет Пью, фотограф Платон, Дуглас Скотт, который придумал и спроектировал знаменитые на весь мир лондонские двухэтажные красные автобусы «Рутмастер», певицы Шаде, M.I.A (Матханги «Майа» Арулпрагасам), Пи Джей Харви, промышленный дизайнер Джеймс Дайсон, Стелла Маккартни — перечислять можно долго.

— Я приехала в Лондон, специально чтобы поступить в Сент-Мартинс, — рассказывает мне Оксана Ахинько, она занимается на курсе «Эффективность дизайна и практика» и специализируется на костюмах для театра и кино и сценографии. — Это была моя мечта, здесь же Гальяно учился.

Второй козырь — отношения между преподавателями и студентами.

— Меня поразило, что у вас студенты встают, когда в аудиторию заходит преподаватель, — говорит Пол Гудвин, курс-директор Центра драмы CSM. — Такая дисциплина! Я не знаю, что надо с нашими сделать, чтобы они так себя вели.

Здесь на большинстве факультетов нравы свободные, и преподаватели общаются со студентами как с равными. Раньше в столовых даже курили. Правда, есть одно место, где до сих пор курят — в корпусе на Чаринг-кросс, под крышей.

— Мы с нашей преподавательницей всей группой как-то поехали на Мальту отдыхать, у нее там дом был. Она всех позвала, сказала, какой-нибудь проект там сделаем. Ничего в итоге, конечно, мы не делали, но было весело, — вспоминает студент Олег Митрофанов.

— Помню, еще на самом первом занятии меня поразило, когда преподавательница под конец сказала: «Да, не забудьте, у нас сегодня гей-вечеринка в студенческом баре». Я был в шоке после своей чопорной юридической академии.

Третье преимущество колледжа — много практики и мало теории. Здесь студенты делают вполне реальные проекты, к примеру разрабатывают рекламные кампании для L’Oreal и Triumph.

— А у нас был проект: пришла дизайнер из McQueen, рассказала, какую коллекцию они готовят, — говорит Алиса Кузембаева, студентка факультета моды, — и нам надо было ткани для них подобрать. Мы этим как раз на новогодних каникулах занимались.

Четвертое и последнее, за что хвалят и ругают Сент-Мартинс, — проектная система обучения на всех уровнях.

Альтернативное мышление

— Девочке-англичанке, которая сделала вязаные шорты, сказали, что они похожи на бабушкины панталоны, — рассказывает студентка Виолетта Онищенко. — Я видела, как ее глаза слезами наливались. Тогда все низкие оценки получили, и потом был большой скандал: студенты написали на препода донос — мол, они занимаются дизайном текстиля, а не модой, и оценивали их неправильно.

А недавно один студент покончил жизнь самоубийством из-за того, что преподаватель не желал признавать его гениальность. Естественно, все обвиняют преподавателей.

— Люди, которые здесь учатся, большинство, знаете, с хрупкой психикой, легко ранимы, — говорит Олег.

У каждой группы на каждом факультете и уровне есть наставники-кураторы. Их двое, иногда трое. Учебников никаких нет, но когда студенты готовят проекты, преподаватели обычно им говорят, что почитать по теме.

— Всегда бьешься за внимание преподавателя, важно наладить с ним отношения, чтобы он охотно тебе все объяснял, — рассказывает Катя Григорян.

Преподаватели объявляют тему проекта, дают студентам задания и отпускают их на волю. Пару раз в неделю все встречаются, чтобы обсудить, как продвигается работа. Проекты могут быть рассчитаны и на два дня, и на полгода. Технические специалисты помогают воплотить в жизнь самые безумные идеи — рассказывают, как работать на станках, если что-то не получается, как задумано, могут помочь.

— К техникам ты можешь прийти и сказать: «Я хочу построить мост». Они расскажут, какие нужны материалы и инструменты, все покажут, если что-то сложное — помогут, объяснят, как резать на станке дерево, варить металл, как стекло в печи расплавлять. И важно с ними дружить: они главные в мастерской, боги. Представь, на него нападают семьсот разъяренных студентов, и всем надо мост построить. А их всего пять человек на эту толпу, — объясняет тонкости учебного процесса Катя.

Со всем этим студент в CSM сталкивается с первых шагов и до конца обучения.

— Как все начиналось? — вспоминает Катя. — Пришли на первое занятие, нам дали карту города с отмеченным кварталом вокруг колледжа и задание: собрать всю историческую информацию о том, что здесь было раньше, сделать зарисовки ландшафта. Мы подбирали на улице объедки, делали фотографии, из них у нас получился коллаж. Потом приходишь — они тебе на стол кидают кучу разных бумаг, клейкую ленту, ножницы и говорят: «А теперь, ребята, угорите по полной, но сделайте из того, что здесь есть, себе костюмы, примотайте себя к дверным проемам, лестничным перилам… Колледж ваш — убейте колледж».

Такие задания получают все, кто поступает на подготовительный курс. Поэтому в начале учебного года в коридорах Сент-Мартинса настоящий дурдом: люди, обмотанные туалетной бумагой, с табличками «Я контейнер» — здесь банальность. Так преподаватели определяют, на что студент способен, как работает с фактурой. Задание у всех одно и то же, а вот исполнение абсолютно разное.

— Многие иностранные студенты, особенно русские, сразу начинают возмущаться: мы заплатили кучу денег, а вы нас ничему не учите, — передразнивает недовольных Катя. — Здесь все построено на концептуальном мышлении, они это и пытаются в тебе развить. А что происходит в российских институтах? Давят индивидуальность, преподаватель тебе говорит: так нельзя, так не принято, а в искусстве нет «так нельзя», можно как угодно, и это здесь пропагандируют. Это тяжело и непонятно.

— Особенно преподы с факультета моды — смот­рят на то, как ты можешь конструировать, насколько у тебя пространственное мышление развито, — говорит Катя.

«Ленивые распиз…и», — сказала в одном интервью о своих студентах профессор Луиза Уилсон, легендарная и страшная личность, благодаря которой мир узнал дизайнеров Кристофера Кейна, Элли Кишимото, Мариуса Шваба. А еще без Луизы Уилсон не появилась бы Лондонская неделя моды.

Почти 80% студентов идут на подготовительные курсы в надежде, что их возьмут на факультет моды, они попадут на курс к Луизе Уилсон и станут вторыми Маккуинами. Таких каждый год набирается человек пятьсот, а на курс берут от силы двадцать — тридцать. Остальные попадают на прикладной дизайн: ювелирные украшения, мебель.

Тех же, кому повезло, в колледже считают маньяками.

— Они прекрасно работают, за ночь могут сшить тебе что угодно — платье из паутины и так далее, — говорит Катя. — Туда идут настоящие фанаты, люди, которые ночи не спят. Я сама такая была, неврастеник настоящий, хотя и училась на fine art.

— Репутация колледжа преувеличена, многие сюда приходят и хотят учиться чему угодно, лишь бы здесь. Но что здесь хорошего? Только мода, — втолковывает мне Олег. — Все хотят пойти на женскую одежду, и я тоже хотел — думал, буду дизайнером, но потом понял, что там учатся люди, которые кроме своей работы ни о чем другом говорить не могут и способны шить 24 часа в сутки. Ты с ними разговариваешь, а они думают, какой воротник или карманы сделать.

— Туда уже приходят готовые портные, конкуренция сумасшедшая. Люди будут по головам идти, никто не будет делиться секретами — там такая борьба! К примеру, человек применяет какую-то технику, тебе интересно, но он ничего не расскажет, потому что это его ноу-хау, — жалуется Катя.

Студентка Алиса, которая поступила как раз на самый знаменитый факультет, на послевузовское отделение, говорит, что была готова много работать:

 — Я в колледж не очень люблю ходить, только чтобы с преподавателем пообщаться, а так я все дома делаю — я с собой из Москвы машинки швейные привезла. Вот самое-самое у нас бывает, когда курс-директор приходит, берет твой скетч-бук, листает несколько минут, а потом говорит: «Что за shit? Мне неинтересно, все скучно». Но когда так говорят, я обычно сама так думаю в глубине души, поэтому особо не обижаюсь. У нас из-за критики никто не переживает. А китайцы — те вообще со всем соглашаются, а потом все равно делают по-своему.

До поступления в CSM Алиса училась в Британской школе дизайна, а до этого в МАРХИ.

— Мне показалось, что здесь интересней.

«Секс Пистолс». Сохо. Холборн

В CSM есть престижные факультеты и все остальные. Четыре основных — это изобразительное искусство, мода и текстиль, графический и промышленный дизайн, перформанс. На каждом сотни специализаций: тут и дизайн женской одежды, и трикотаж, и скульп­тура, и видеоинсталляции, и продакт, и графический дизайн, и режиссура, и театральные декорации и т. д. Самый престижный факультет — мода, на втором месте — изо. Они и прославили Сент-Мартинс.

У колледжа пять корпусов, они хаотично разбросаны по центру Лондона. Первый появился еще в 1896 году на Холборне. Но название Central Saint Martins College of Art and Design возникло лишь в 1989 году, после того как объединились School of Art and Design и St. Martin’s School of Art. Студенты последней в этот день оделись во все черное в знак траура.

— Можешь никуда не ходить, все самое главное творится на Чаринг-кросс, там мода заседает, — говорит Олег. — Если хочешь посмотреть на фриков и хоть что-то понять про колледж, тебе туда. Я там как-то познакомился с человеком, который представлялся всем просто: «Привет, я гений».

Легендарный корпус находится рядом с не менее легендарным лондонским кварталом Сохо — центром ночной жизни, гей-, панк- и травести-культуры.

— Помню, Кэтрин Хэмнетт — наверное, первый британский дизайнер, ставшая мировой знаменитостью, — рассказывала, что иногда она приходила в колледж одна: остальные торчали на улицах с лозунгами или в клубах Сохо. Это был конец 1960-х — начало 1970-х, — рассказывает Олег. — Но это было раньше, сейчас все перенеслось в Ист-Энд. Еще пару лет назад студенты Сент-Мартинса периодически собирались в клубе «Бум Бокс», одевались в совершенно сумасшедшие наряды, накладывали невероятный театральный грим. Я один раз только ходил. Сейчас все как-то затихло.

Сент-Мартинс на Чаринг-кросс, серое индустриальное здание с огромными решетчатыми окнами, напоминает советский дом быта. Возле входа толкутся парни и девушки, одетые в мешковатые пальто и куртки, у девушек через одну — строгие графические прически с косой челкой цвета белых накрахмаленных простыней.

— Если студенты полубезумного вида, они с первого курса, на втором все уже спокойней одеваются, а на третьем, когда начинается практика, все выглядят как бомжи, потому что устают: ночами шьют свои коллекции, и им уже все равно, во что рядиться, — объяснил мне потом Олег.

На ступеньках сидит барышня в кожаной черной косухе, драных капроновых колготах черного цвета, поверх которых она нацепила хлопковые черные трусы. Зажав в красных губах сигаретку, она что-то сосредоточенно рисует в блокноте.

Мы стоим и курим с Катей Григорян.

— Я здесь нечасто бывала, в основном на Бэк Хилл. Но это место очень люблю.

Местный охранник оказывается русским эмигрантом. Он разрешает нам побродить по этажам, с сожалением констатировав, что мастерские внизу уже закрыты.

На входе нас встречает плакат: «Здесь состоялся первый в истории концерт “Секс Пис­толс”». Это потому что Глен Мэтлок, первый бас-гитарист группы, здесь учился.

Поднимаемся наверх. На лестнице выставлены софиты, и преподаватель объясняет студентам, как надо фотографировать.

— Они сейчас достраивают другое здание на Кингс-кросс, и с этого года туда собираются всех перевозить, — рассказывает Катя. — Оно ужасное, на муниципальную больницу похоже. У старых зданий своя атмосфера, аура, вот эти все безумные коридоры, аппендиксы, особенно здесь, на Чаринг-кросс, когда первый раз приходишь, обязательно заблудишься.

— Ой, смотри, Генри! Он со мной учился, — говорит Катя. — Очень талантливый мальчик, невероятно. Его, кстати говоря, хотели турнуть из универа, потому что он эти самые скетч-буки не ведет, ему это с трудом дается. Ты знаешь, как он с металлом работает? Я помню, он сделал совершенно сумасшедшую какую-то арматурину, огромную…

Генри, юноша с ярко-голубыми глазами и мягкой улыбкой, слушает критику преподавателя, скручивая самодельную папироску. Позади него золотой подиум-язык, подвешенный к стенке параллельно полу, в углу свалены какие-то груды пластиковых и бумажных цветов, как на кладбищенских помойках — отработанный материал, остатки студенческого креативного мышления, которое здесь пытаются развить в каждом.

Закат эпохи

После нескольких дней блуждания по корпусам Сент-Мартинса понимаешь, что это все что угодно, только не английский колледж. Такое ощущение, что все взрослые в один прекрасный день просто исчезли из коридоров и о том, что они тут были, напоминают только синие двери с решетками и табличками вроде «Джон Смит, тьютор такого-то курса». Все это похоже на сквот, захваченный талантливыми людьми, которые не думают ни о чем, кроме своих проектов.

— Тут все в ужасе от мысли, что делать после окончания колледжа, — говорит мне Олег Митрофанов. — Работу по специальности, да еще и за деньги, сразу после колледжа найти невозможно. Обыкновенно выпускникам предлагают поработать годика два, а то и три бесплатно, опыта набраться, хотя почти все студенты CSM во время обучения проходят практику по специальности: кто в галереях смотрителем, кто ассистентом в глянцевом журнале, кто в модном доме, кто на телевидении. И тем не менее принято считать, что такого опыта недостаточно, и сами студенты готовы батрачить «на папу Карло» просто так, за строчку в резюме. Учиться здесь сложно, подрабатывать практически нереально, поэтому образование в CSM могут себе позволить только дети состоятельных родителей либо те, кто взял кредит. В довершение ко всему почти все материалы, которые студенты используют в своих проектах, им приходится покупать на свои деньги. Свое уникальное преимущество они теряют, как только становятся выпускниками и понимают, что таких талантливых в Лондоне миллион.

— Сейчас в Сент-Мартинсе в связи с переездом в новое здание наступит новая эра. Но, честно признаться, есть ощущение, что золотой век колледжа уже прошел, — рассуждает Олег. — Я для своего фильма брал интервью у нашего выпускника Антонио Берарди. Он мне сказал, что все здесь развивается по спирали: что-то происходит, потом ничего не происходит, появляются звезды или полная тишина. Это действительно так: в 1970-м — Кэтрин Хэмнетт, в 1980-х — Гальяно, в 1990-х — Маккуин, Стелла Маккартни, Берарди, в нулевых — Гаррет Пью, Кристофер Кейн, Ричард Никол. Просто чтобы определить, насколько влиятельными в моде станут выпускники CSM, нужно время. Лет через десять можно будет что-то сказать.

Самая популярная фраза у русских студентов: «Это не для всех». Но при этом каждый думает, что это именно для него.

Татьяна Филимонова.