Ковбои в брянском лесу

 «Этого не может быть!» — такова была наша первая реакция, когда осенью прошлого года в лентах информагентств мы обнаружили сообщение о том, что холдинг «Мираторг» намерен реализовать в Брянской области грандиозный инвестпроект по разведению крупного рогатого скота.

Во-первых, впечатлял объем заявленных инвестиций — 800 млн долларов. Столько в один сельхозпроект в современной России еще не вкладывал никто (достаточно сказать, что в 2007–2009 годах объем инвестиций в новое строительство во всей отрасли составлял 3–5 млрд долларов). А вложение такой огромной суммы в разведение мясных пород КРС — дело вообще уникальное. В отличие от быстрорастущего свиноводства и птицеводства за прошедшее десятилетие было лишь несколько попыток инвестировать в этот сегмент — масштабом в десятки раз меньше, чем у «Мираторга». Агрохолдинг собирается не только удвоить скромное мясное поголовье, но и, по сути, создать новый рынок и производственный кластер.

Во-вторых, поражали амбиции компании. Оказывается, одновременно она запускает еще два проекта аналогичного масштаба в птицеводстве и свиноводстве.

Наконец, мы были удивлены и необыкновенной щедростью государства в отношении частной компании, которая принадлежит Виктору и Александру Линникам. На свой «говяжий» кластер компания получила кредит 700 млн долларов. Кредит выдается в валюте на 10-11 лет, проценты по которому полностью оплатит государство. Не условия, а просто рай какой-то!

Почему братьям Линник так повезло? Как им удалось выстроить за последние годы крупнейшую в стране свиную империю и добиться фантастически выгодных кредитов на производство говядины? Естественно, первым делом мы залезли в интернет поискать информацию о столь удачливых бизнесменах и тут же обнаружили, что фамилия владельцев «Мираторга» такая же, какую в девичестве носила жена российского президента Светлана Медведева. «Ага, ну это все объясняет!» — подумали мы и на всякий случай (без особой надежды) на положительный результат обратились в компанию с просьбой об интервью. И были весьма удивлены, когда с нами сразу же согласился поговорить президент АПХ «Мираторг» Виктор Линник.

Не в фамилии дело

— Девичья фамилия супруги президента России Дмитрия Медведева такая же, как у вас…

— Могу вас заверить: это просто совпадение. Мы не родственники.

— Условия и размер кредита, который вы получили в ВЭБе, просто сказочные. Мы уверены, что многие наши читатели тоже хотели бы попасть в такую сказку. Секрет не расскажете?

— Сделайте то же, что мы сделали на Белгородчине, и смело требуйте у ВЭБа столько денег, сколько вам нужно. Всего-то надо инвестировать в аграрный сектор десятки миллиардов рублей за несколько лет так, чтобы ничего не было разворовано и «распилено», чтобы все эффективно работало…

— Эффективно — это как?

— На Белгородчине у нас 12 свинокомплексов, каждый из которых рассчитан на пять тысяч свиноматок. Суточный привес у взрослого животного — 700–800 граммов, на одну свиноматку получаем до 26–27 поросят ежегодно, падеж — восемь процентов в репродукторах и еще пять процентов на откорме животных. Эти показатели на уровне Евросоюза и США — или даже немного лучше — и существенно превышают среднероссийские.

Прошлый год был первым, когда наше мясоперерабатывающее предприятие вышло на производственную мощность. Мы произвели 137 тысяч тонн свинины в живом весе, свое мясо уже обеспечивает нам более 60 процентов продаж. В дальнейшем этот показатель будет расти, а доля импорта — сокращаться. Это наша стратегия. Оборот компании за 2010 год — 34 миллиарда рублей, чистая прибыль — 3,2 миллиарда, EBITDA — 5,7 миллиарда рублей. Это я вам привожу данные пока не опубликованной консолидированной отчетности.

В компании работает всего семь тысяч человек, притом что у нас более 80 тысяч гектаров земель в Курской и Белгородской областях, еще более 90 тысяч — в Брянской. Для снижения производственных и транспортных затрат все объекты мы создавали в радиусе 150 километров.

— В свое время мы обнаружили, что Белгородчина стала какой-то Меккой агрохолдингов, которые насоздавали там кучу активов. Подозреваем, дело тут не только в почвах — например, в Краснодарском крае природа благодатнее...

— В Белгородской области губернаторствует Евгений Савченко, уникальный по меркам России человек. Когда мой брат впервые поехал туда с французами договариваться о покупке производственного объекта, он тут же получил приглашение на встречу с первым лицом области. Представляете, утром ты впервые приезжаешь в регион, а вечером с тобой уже ужинает губернатор и обсуждает деловые, принципиальные вопросы. Шесть лет назад это была нереальная ситуация, фантастическая. Тем более что, по идее, для губернатора аграрной области крупнейший импортер — «лютый враг». Но он тут же нашел время встретиться и узнать, откуда и что мы возим, какие у нас планы. Человек увлечен развитием производства мяса, моментально схватывал суть предмета. Он ездил в Европу, США и хорошо изучил, что собой представляет крупное индустриальное производство и каковы его преимущества. Скажу так, процентов на тридцать-сорок успех наших белгородских проектов обязан его поддержке и совместной работе.

— Ну агрохолдингу «Интеко» Батуриных на Белгородчине повезло гораздо меньше, регион им вообще пришлось покинуть, мол, прижали.

— Да, я слышал об этом. Знаете, проблема некоторых бизнесменов в том, что они думают, будто везде могут открывать двери кабинетов ногой, как у себя в Москве.

Обычная история

— Расскажите, как братья Линник заработали свой первый миллиард и как превратились в крупнейших импортеров продовольствия?

— В 1993–1994 годах, когда был жесткий дефицит, мы решили, что надо заниматься дистрибуцией продуктов питания. Первой бизнес-идеей стали поставки сухого молока, возили его из Голландии. Бизнес пошел хорошо, но у него был ограниченный потенциал, поэтому мы поднакопили денег и перешли на импорт мяса. Возили свинину, птицу и говядину из Евросоюза, а вот традиционным для тех лет импортом «ножек Буша» совсем не занимались. Через какое-то время нам стало не очень интересно заниматься одним лишь импортом, и впервые пришла мысль создать собственное производство, выстроить систему дистрибуции собственных торговых марок.

Тогда мы активно ездили, смотрели на бизнес иностранных партнеров — перенимали западный опыт и технологии в области дистрибуции, логистики и первичной переработки мяса, и они шли нам навстречу как серьезному клиенту. К тому времени мы превратились в крупнейшего импортера свинины и одного из лидеров в импорте мяса птицы, свинины и говядины; им и остаемся до сих пор.

— Как пережили кризис 1998 года?

— Как и для других импортеров, он стал для нас тяжелым ударом. У всех были большие товарные остатки, мы должны были оплачивать товар в валюте, а курс рухнул в четыре раза... Но мы свои долги закрыли, никого не «кинули». Я считаю, что один раз репутацию потеряешь — и как бизнесмен ты закончился.

— Вам тогда кто-то помог или своими силами справились?

— Сами зарабатывали и решали проблемы. Поставщикам мы предложили два варианта. Хотите деньги сразу — отдадим, но зафиксируем текущий рублевый курс, в валюте получите в четыре раза меньше. Или же продолжаем импортировать товар, как раньше, и рассчитываемся за старые контракты прибылью от новых поставок. Мы тогда предложили отдавать фиксированную часть своей выручки, где-то 10–20 центов с килограмма. То есть двойная выгода для иностранцев — и старое получают, и новое зарабатывают.

Все согласились на второй вариант. Мы до сих пор вместе работаем, они нас кредитуют, и все довольны.

— И что же подтолкнуло успешных работников офиса, импортеров-москвичей, к инвестициям в агробизнес? Может, что-то личное? В деревне в детстве не жили случайно?

— Нет, мы коренные москвичи. Когда мы еще только вкладывали серьезные деньги в закупку транспорта, холодильные установки, склады, брендинг, то понимали, что наш инвестиционный колосс стоит на глиняных ногах, то есть на импорте. Всегда думали о том, что хорошо бы для нашей мощной дистрибуции сделать фундамент в виде собственного производства — так, как это работает в других странах. В 2002–2003 годы было введено квотирование импорта мяса. Мы восприняли это как сигнал от правительства, что пора инвестировать в Россию. Некоторое время на рынке еще оставались лазейки, бившие по внутреннему производству, скажем, в виде серого импорта, из-за которого цены на внутреннем рынке не могли стабилизироваться. К 2005 году ситуация выровнялась, мы решились пойти в агробизнес и стали смотреть, куда вложить деньги.

Птицеводство к тому времени активно развивалось и без нас, поэтому мы решили пойти в сравнительно пустую нишу — свиноводство. Через своих партнеров-поставщиков узнали, что есть довольно крупный свинокомплекс на Белгородчине, которым владела группа французских акционеров. Для развития им нужен был соинвестор, мы вошли в их бизнес, выкупив 60 процентов акций. Европейцы из фермы сделали что-то вроде французской колонии. Например, работами по удалению навоза у них руководил француз, который за это получал около пяти тысяч евро в месяц, хотя ту же работу без проблем мог выполнять местный специалист и получать в двадцать пять раз меньше. Эти оргпроблемы мы успешно решили, выкупили оставшийся пакет акций и, получив опыт, взялись за создание полноценного агрохолдинга.

Рецепт эффективности

— Инвестбанковские аналитики отмечают, что ваша себестоимость процентов на двадцать ниже средних показателей по отрасли. Как вам это удается?

— В свиноводческом бизнесе три ключевых фактора. Во-первых, генетика, от которой зависят производственные показатели вроде приплода, выхода мяса и так далее. Во-вторых, корма, на которые приходится около 70 процентов себестоимости мяса. Именно качественный корм обеспечивает хороший привес и нормальную конверсию корма — один к трем, а не один к пяти, как на отсталых предприятиях. Ну и, в-третьих, биобезопасность, без жесткого ветеринарного и санитарного контроля при такой высокой концентрации животных не обойтись.

Производственной и экономической эффективности мы решили достичь за счет двух механизмов: создания вертикально интегрированного холдинга, с контролем над всей производственной цепочкой, и использования самых передовых стандартов и технологий — благо холдинг создавался практически с нуля.

После согласования с губернатором начали строить свинокомплексы, завозить импортный скот и скупать земли вокруг ферм. Затем построили комбикормовый завод в поселке Ивня, один из крупнейших в стране — мощностью 280 тысяч тонн в год. Но мы сильны в продажах, нам интересно получить кусок мяса, который можно кому-то продать и заработать на логистике, дистрибуции и торговой марке. Связующим звеном должна была стать бойня, способная выдать готовый, упакованный продукт. Нормальных предприятий этого типа у нас в стране тогда еще не было, поэтому мы сами построили крупный современный комплекс по убою и переработке мяса. Только в него вложили 5,3 миллиарда рублей, а всего за пять лет мы инвестировали в агрохолдинг более 35 миллиардов рублей.

Для сельхозпредприятий сделали электронные карты полей — через каждые 50 метров отбирали пробы. Закупили технику John Deere с GPS-навигаторами (сельхозтехника одного из ведущих зарубежных производителей, в такой комплектации используется в рамках методики точного сельского хозяйства). Стали использовать no-till (технологии беспахотного земледелия. — «Эксперт»), благодаря ей мы даже в условиях прошлогодней засухи получили неплохой урожай — 25–30 центнеров зерна с гектара. На скотобойне поставили роботов, все оборудование — от мировых лидеров и в части забоя, и в части очистки; даже в Европе подобных объектов один-два, не больше. В сочетании с масштабом это обеспечивает нам достаточно низкую себестоимость разделки. Управление комбикормовым заводом у нас передано английской компании Premier Nutrition, имеющей большой опыт в этой области.

На фермах у нас собственная служба охраны и ветеринарная служба; посторонний, даже сотрудник «Мираторга», не работающий на ферме, на объект не попадет. Наши сельские труженики не имеют права держать дома поросят, чтобы никакая инфекция не могла попасть на производственную площадку. Это одно из ключевых правил соблюдения биобезопасности.

— Концентрация поголовья на крупных фермах нередко сопряжена с экологическими проблемами. Сложностей с утилизацией огромного количества навоза у вас не было?

— В плане экологии подход у нас изначально был строгий. Три года назад мы первыми в России получили аттестацию, экологический паспорт на все свинокомплексы. Навоз для обеззараживания год отстаивается в специальных лагунах. Сейчас он весь внутри холдинга расходится, при нашей зерновой компании есть специальный отряд плодородия, который распределяет его для внесения. В свином навозе много азота, благодаря чему хорошо растет, например, кукуруза, которая идет на производство комбикормов. Для внесения мы купили специальные машины с бочками: навоз выкачивают из отстойников и инжектируют в почву.

Как построить говяжий рай

— У нас особый интерес к вашему проекту разведения крупного рогатого скота и производства говядины. Еще совсем недавно от специалистов мы слышали, что из-за длительной окупаемости в ближайшей перспективе проектов в этой сфере не будет, тем не менее вы решились…

— Как и со свининой, мы хотим быть первыми в почти не занятой нише. Сейчас цена на говядину высокая и обещает такой оставаться впредь. Если мы дадим на внутренний рынок такой продукт в большом количестве и со стабильным качеством, конкурировать, даже импорту, с нами будет очень сложно.

Кроме того, для нас этот проект — диверсификация бизнеса. Когда мы его реализуем, то станем производителями всех трех основных видов мяса. У нас уже есть дистрибуторские подразделения в 22 городах 15 регионов, через три с половиной года мы просто добавим в эту сеть большие объемы своей охлажденной говядины, что позволит нам снизить постоянные издержки и даст немалую экономию в логистике. Уже на стадии генетики мы думаем о том куске мяса, который будет лежать на тарелке. Например, в Штатах любят большие стейки, такая у них культура потребления, у нас этого нет; они забивают животных, когда те весят по 700 килограммов, а мы будем забивать при весе 550–600 килограммов.

Мы уже давно работаем в области через Брянскую зерновую компанию, которая обрабатывает около 70 тысяч гектаров. Для хранения зерна необходим элеватор, основная часть растениеводческого сырья будет перерабатываться на комбикормовом заводе мощностью около 360 тысяч тонн (порядка трети продукции будет сбываться на сторону). Животноводческий блок будет состоять из 33 ферм в 12 районах области — по три тысячи голов скота, которые будут обслуживать по 12 человек. Вокруг каждой фермы приблизительно по пять тысяч гектаров сельхозугодий. Пашню, где будут выращиваться кормовые культуры, станут обрабатывать не животноводческие хозяйства, а наша Зерновая компания — так мы сможем более рационально использовать технику и компетенции сотрудников. Пастбища у нас будут культурными — огородим их, уже высеваем специальную траву с длительным периодом вегетации. В центре области, в Выгоничском районе, у нас будет располагаться фидлот, то есть площадка для интенсивного откорма взрослых животных, где одновременно будут содержаться 25 тысяч взрослых особей. Там же будет находиться и бойня.

— В проектировании и закупках вы в основном будете полагаться на зарубежных производителей?

— Ну нет опыта проектирования крупных животноводческих объектов у нас в стране! Для строительства бойни мы привлекли австрийскую компанию АТР, для фидлотов привлечем проектировщика из США. Оборудование будем закупать в основном за рубежом.

Племенных животных завезем из США — распространенные, хорошо подходящие для наших условий породы: герефорд и абердин-ангус. Специализированная западная компания будет у нас заниматься искусственным осеменением, базовые породы потом будут скрещиваться с другими (шароле, лимузин), гибридизация обеспечит нам высокие производственные показатели и выход мяса из туши. На фидлоте планируем откармливать и скот молочных пород из сторонних хозяйств. На бойне, кстати, будут установлены видеосистемы, которые распознают уровень мраморности и качества туши.

— Абердины и герефорды хорошо подходят для мраморного мяса, которое затем за большие деньги продают отелям и ресторанам. Нацеленность на премиальные сегменты для вашего проекта имеет принципиальное значение?

— Мраморным мясом мы, конечно, будем заниматься, но это узкая ниша — мраморность имеет значение для первых-третьих отрубов, это процентов десять от всей мясной части туши. За рубежом популярны стейки именно из этого мяса, потому что оно очень сочное. Но все же основным направлением должны стать продажи охлажденного мяса, упакованных отрубов под собственной маркой для массовой розницы, в частности для сетевых компаний.

— В прессе была информация, что покупной скот будет давать невероятные по нашим меркам привесы — полтора килограмма в день. Но в США и Канаде для достижения таких показателей повсеместно используются искусственные стимуляторы роста. В «Мираторге» их применять собираются?

— Нет, у нас по закону нельзя. В США и Австралии использование гормонов роста дает 10–15 процентов к привесам, но используют их далеко не все.

— В Америке скот разводят в степных районах, там, где много пастбищ или очень дешевые корма. Вы же выбрали вовсе не степную Брянщину. Почему?

— Одна из причин — здесь меньше конкуренция с зерном по сравнению с той же Белгородчиной. Многие участки уже поросли молодым лесом, для их подготовки мы купили специальные машины-кусторезы. Получение больших массивов земель для нашего бизнеса — принципиальный момент, без собственности на землю окупаемость инвестиций такого масштаба — чистая утопия. Часть земель мы скупали у пайщиков хозяйств, значительную часть угодий нам выделяют из регионального земельного фонда. Кстати, в этом плане для нас опять-таки большое значение имеет совместная работа с администрацией и губернатором области Николаем Дениным. Тем более что на Брянщине крупных доходных промпредприятий, как на Белгородчине, нет, агробизнес для них особенно важная тема. Губернатор помогает нам с решением множества административных вопросов, в частности с оформлением земли — ее ведь надо размежевать, консолидировать. Наконец, на Брянщине довольно мягкий, благоприятный для животных климат.

Особенности российской глубинки

— То есть все объекты вы будете строить с нуля, практически в чистом поле. Но в российской глубинке есть очень затратная проблема — инфраструктура. Кто будет подводить к вашим объектам газ, электричество, воду? Кто будет строить дороги, наконец?

— Сами подведем, сами будем ими владеть. Затраты, конечно, большие, но область и бюджет нам часть расходов компенсируют. Помимо средств на процентную ставку будем получать деньги еще и по федеральной программе развития мясного скотоводства, она предполагает софинансирование части указанных затрат, порядка 20 процентов, областным бюджетом. К тому же наш проект включен обладминистрацией в число приоритетных, что предполагает определенные льготы, прописанные в инвестсоглашении. Без всей этой помощи мы бы проект не потянули.

— Развитие агробизнеса зачастую упирается в кадровый вопрос. В вашем случае это особенно актуально, специалисты вам по большей части нужны квалифицированные, по мясным породам. Где будете людей брать?

— Мы заключили договор с Брянской сельхозакадемией — оттуда будем брать молодых специалистов, ну и подбирать людей на местах. Кроме того, по долгосрочным контрактам привезем фермеров из США и Канады. Там много мелких скотоводческих хозяйств, большинство из тех, с кем мы сталкиваемся, — скотоводы во втором-третьем поколении, даже у молодых ребят, лет по девятнадцать-двадцать, навыки работы с животными, как говорится, в крови.

— Прямо в брянской глубинке иностранцев будете селить?

— Будут жить на фермах, мы им там построим по нескольку домов и будем учить наших «ковбоев». Но подавляющее большинство сотрудников, естественно, будут местные.

— В агробизнесе известные проблемы с мотивацией местных кадров, воровство — почти норма, работники нередко выпивают, а при ваших инвестициях, размерах и уровне оснащенности предприятия требования к квалификации и организованности должны быть высокими.

— Совершенно верно. Мы столкнулись с этим и на Белгородчине, и на Брянщине. Когда внедряли технику с GPS-навигаторами, были уверены, что она будет ходить строго по графику и, например, вносить в почву навоз в соответствии с компьютерными картами. Однако потом с помощью систем позиционирования выяснялось, что тракторист может навоз просто в углу поля слить.

Поэтому необходим жесткий контроль над всеми бизнес-процессами, раз попался на воровстве или пьянстве — остался без работы. Еще один важный фактор — достаточно высокий уровень заработной платы, которая составляет порядка 20 тыс. рублей в месяц (средний показатель для сельской местности региона — 8–12 тыс. рублей. — «Эксперт»).

Бразилия не конкурент

— На какие сроки окупаемости рассчитываете?

— Мы заложили весьма скромную рентабельность в десять процентов и, соответственно, окупаемость в десять лет. Стельность у коров длится девять месяцев, еще шестнадцать месяцев проходит до забоя. К тому же поначалу нам надо будет обеспечить расширенное воспроизводство поголовья, в итоге только на выход на запланированную мощность нашему проекту потребуется три года. Плата за вход в этом бизнесе высокая — порядка восьми тысяч долларов инвестиций на голову скота получается, но потому уже текущие издержки будут низкие.

— Картина не очень веселая. Вы заходите в новый для страны и низкомаржинальный для вас бизнес с таким масштабом! Не правильнее ли было бы «потренироваться на кошечках», начать с нескольких мясных ферм?

— Прежде чем решиться на инвестиции в мясной проект, мы тщательно готовились два года. Привлекали специалистов из США, Канады, Австралии, они ездили на Брянщину, подбирали правильные места для объектов, смотрели все параметры проекта.

Что касается масштаба, то мы отталкивались от размера бойни. Чтобы достичь эффективности, она должна быть крупной. Вот на нашем комплексе в Короче себестоимость убоя — 5,5 рубля на килограмм живого веса, притом что за год через него проходит два миллиона животных. Последнюю цифру планируем повысить еще на полтора миллиона голов, и тогда себестоимость снизится на полтора рубля — это очень низкий показатель и высокая экономия. Но дело не только в ней. Чтобы утилизировать определенные части туши, иметь нормальные очистные, выдавать стандартный индустриальный продукт стабильного качества, бойня обязательно должна иметь определенный масштаб. Мы проконсультировались с нашими партнерами по всему миру, получилось, что для ее загрузки нужно минимум 100 тысяч голов скота. В Штатах, кстати, подобные бойни по полтора миллиона голов забивают. Наша будет не хуже — в две смены на ней можно бить более двух миллионов голов.

— А конкуренции с импортом не боитесь? В той же Бразилии, где животные пасутся круглый год, говядина до последнего времени стоила сущие копейки…

— Мы как импортер с Бразилией работаем, про эту страну я много интересного рассказать могу. Действительно, несколько лет назад они были просто непотопляемы как конкуренты. Свиные полутуши там продавались по 70 центов за килограмм, но с улучшением экономической ситуации и с ростом курса реала эта цифра выросла уже до 2,3 доллара за килограмм (в России — около 4,5 доллара за килограмм. — «Эксперт»). В масштабе десятилетий там произошли принципиальные изменения: поголовье крупного рогатого скота у них достигло 180 миллионов голов, возможности расширения пастбищ близки к исчерпанию. Население, напротив, выросло до 190 миллионов человек, скотоводы все больше работают на внутренний рынок. Показательно, что в последние годы они даже стали возить говядину из Австралии. Похожая ситуация в других крупнейших странах мира. Мы, например, видим, как рост доходов китайцев, которых полтора миллиарда, отражается на мировых котировках мясной продукции. В общем, в нынешних условиях Россия, у которой 12 процентов мировых площадей и 2,5 процента населения, просто обязана кормить говядиной не только себя, но и Европу и страны Востока.

Есть еще одна тонкость. Бразильцы, конечно, в состоянии поставлять более дешевый продукт. Но только за счет особых пород — зебу с горбом; мясо у них постное и к нам приплывает в замороженном виде, такое используется в основном для переработки, а не для продажи в розницу.

— Мы всегда думали, что для колбас больше жирное мясо подходит...

— А вы сами с переработчиками об этом поговорите. (Смеется.) При копчении в колбасу инжектируют рассол. При этом у постного мяса влагоудерживающая способность выше, поэтому рассола в него помещается больше. Переработчикам выгоднее покупать постное мясо, ведь за ту влагу, что попадает в мясо, вы как потребитель будете платить по цене мяса, а не воды.

— С учетом брянского проекта долговая нагрузка холдинга более чем на порядок превышает генерируемый группой денежный поток, а впереди еще и новые заимствования… Не боитесь, что одна неудача накроет весь холдинг?

— Около 80 процентов кредитов у нас долгосрочные, по семь-восемь лет, с отсрочкой первого платежа по телу кредита (grace period) — поэтому кризис мы с ними прошли довольно комфортно (в отличие от основных конкурентов «Мираторг» действительно не допустил технических дефолтов по облигациям. — «Эксперт»). После запуска у наших свинокомплексов высокая рентабельность — 30–35 процентов, так что кредиты мы успешно отбиваем, процентная ставка по нацпроекту развития животноводства финансируется из бюджета, в результате эффективная процентная ставка у нас комфортная — около четырех процентов в рублях. Что касается брянского проекта, то деньги от ВЭБа получены под проектное финансирование, то есть залогом станет сам проект, никакого регресса на другие активы группы не предполагается.

— В каком состоянии сейчас мясной проект «Мираторга»? Анонсировался он еще несколько лет назад, но сроки старта почему-то переносились.

— Сдвиг сроков был связан со сложностью проекта, с кризисом, с нашей загруженностью запуском других проектов и выводом их на проектную мощность. Мы сейчас строим еще 13 свинокомплексов в Курской и Белгородской областях, это около 20 миллиардов рублей инвестиций. Плюс крупный проект в Брянской области по строительству птицеводческого комплекса на 15 миллиардов рублей.

Тем не менее проект разведения крупного рогатого скота мясных пород уже в активной фазе — ведется строительство, закупается скот. Первые шесть тысяч голов приедут на две фермы в Трубчевском районе уже в мае этого года.        

Иван Рубанов, Василий Лебедев