Март, весна...
время любви... и говна.
Вот как хочется курильщикам в комнату вывалить все брошенные ими за свою жизнь бычки, точно также хочется и всем городским собачникам вывалить в комнаты все дерьмо от их питомцев, что бесконечными кучами лежит на детских площадках и тротуарах, на середине лесных троп и даже в лифтах. Был бы вот такой дядя Степа-великан, взял бы огромною лопатою и накидал «добра» каждому городскому собаколюбителю в пол-квартиры.
Гулял как-то по майскому Питеру, решил перейти к каналу Грибоедова, — и погода замечательная, зелень сочнее некуда, и вообще — само какое-то ликованье в воздухе. Перехожу... и не могу пройти и десяти шагов, отбегаю обратно — издали не видно, а вдоль канала на тротуаре кучи и кучи, а над ними полчища мух. Вот так прогулка! Куда весна, куда настроение.
Появилось стойкое убеждение, что если бы собаки не гадили, то их бы и вообще не выводили на улицу, а это — вышли, отметились бирюлькой у подъезда, теперь можно и в чистый дом. И дети привыкают ко всему, и те, что выгуливают собак, и те, что с лопатами ковыряются на весенних, еще снежных, горках, — прямо горки самоцветов по марту. Родители прогуливаются рядом, аккуратно перешагивая через месиво нечистот. Все как бы так и должно быть. «Да, дерьмо, но ведь так каждый год». За все время я лишь раз видел, чтобы хозяин добросовестно отскреб совком отходы своего чау-чау и выкинул пакет в мусорку. Ведь есть нормальные люди.
Я люблю собак. Больших. Умных. В гостях. За городом. Особенно ретриверов и лабрадоров, особенно толстожопых пушистых бобтейлов, овчарок вообще, а еще сенбернаров и ньюфов.
Это вступление я написал потому, что в тексте ниже вы не найдете ни одного доброго слова о собаках, точнее, об их владельцах. От того ли, что это породы другие... но, думаю, все же есть связь, когда умные люди заводят умных собак, а все остальные — всех остальных. Складывается ощущение, что как только человек заводит собаку, у него напрочь вымораживаются из мозга все мысли о комфорте и спокойствии окружающих людей. Точно также как их собакам (извините) насрать, где им срать, — их хозяевам насрать на ваш комфорт. Когда (недайбг) у вас по соседству заводятся собачники, это почти такая же трагедия, как начинающий пианист. Или барабанщик. В порядке вещей: собачка гавкает до часу ночи и с шести утра, гоняет по твердому полу стальные шары, получает на орехи от хозяев (последние орут при этом гораздо громче своего питомца). Даже удивительно, неужели хозяева не хотят пристрелить ее сами?
Вместо того, чтобы завести детей, модные глэм-гёлз заводят чихуа. Нахуа? Всяких подобных тузиков с голубыми бантиками на башке, — «ой, как прикольно, это так подходит к моему новому лаку!» А потом жалуются, что не могут родить, потому что внезапно накатило сорок восемь лет. И тузики давно сдохли, и молодость прошла. «Жизнь гавно». Чем больше вижу хозяек таких тузиков, тем отчетливее понимаю, как не повезло этим, в сущности, не глупым собачкам.
— Ты не замерз еще у меня, Тэри?
Собачка оглянулась, я прочитал в ее взгляде:
— «Тэри-Тэри-Тэри, It's a Terrible Life! — я просто собака и не могу тебе ответить, мол, да, неразумная ты овца, я замерз, замерз сразу же, как ты вывела меня в такую промозглую срань из подъезда. Ну что, тебе легче теперь?
— Ой ты мой хорошенький, на мячик, на!
— ...
— Не хочешь играть? Домой? Пойдем домой? Тэри, домой!
(уже не буду затрагивать тему, сколько тратится средств на модную курточку, а в самом клиническом случае — и на собачьи рестораны, парикмахерские и гостиницы, это отдельная песня нашему обществу).
Вот еще несколько сценок (как всегда, абсолютно реальных).
Огромная псина, более всего походящая на собачку из сказки про огниво (теленок с клыками), бегает вокруг вас без намордника и поводка. Хозяин тупит где-то вдалеке. Вы доходите до этого болвана (или болванки) и вежливо интересуетесь, мол, почему бы не держать собаку при себе и в наморднике.
— Да она не кусается, знаете, она у меня такая добрая...
По смиренному лицу ясно, что типичному собачнику даже не приходит сама мысль о том, что их милая некусающаяся собака-то может кого-то напугать. И уж тем более покусать!
— Да вы что!
Или еще случай. Со спины мимо меня пронесся огромный мастиф, чиркнув своей тушей по куртке.
— Ух, бл*ха, — только и успело вырваться от неожиданности.
Думаю, сейчас до этой дуры дойду, выскажу пару ласковых. Она складывает ручки с полуприседом.
— Ой, да что вы, она ж старая, ей ведь уже почти десять лет!
Да какое мне дело, матерь божья, да хоть восемьдесят!
Или картины с собачками поменьше, такими злобными драными шавками, которые еще хуже первых, потому что имеют склонность бросаться на прохожих и встречных собак безо всяких причин. Обычно их выгуливают собачники бомжеватого вида, часто скитающиеся бабки. По характеру и виду они вполне оответствуют друг-другу.
— Ой, да она поиграет и отстанет. Чего вы волнуетесь-то?
В это время мой сын в испуге прячется за меня.
— Чего я волнуюсь-то? Да какое мне дело, хочет она играть или нет. Щас вот возьму ее за ноги и е*ну об первое дерево башкой.
— Ой, какой вы невыносимый, — хозяйка покачивает головой, я дажу слышу поучительные нотки. — Мы тут уже тридцать лет живем, дети выросли.
(дети выросли, а мозги не выросли, да, обидно).
Капризный от резки зубов детенышка наконец-то уснул, я едва ли не на цыпочках, крадусь к дальней тропинке у леса, где никого нет. И тут же натыкаюсь на собачницу. Ее псина, как обычно это бывает у собачников, где-то впереди. И эта здоровенная дурища, проходя мимо коляски, вдруг складывает губы трубкой и начинает пронзительно свистеть и шипеть.
На мой взгляд, полный ох*ения, укора и невысказанного мата, она отвечает взглядом удивленным и возмущенным. Потом все же затыкается и идет дальше уже молча. Бывают случаи, когда слово «Тупорылые» незаменимо.
А вот еще истории, совсем беззлобные, дабы не сильно нагнетать настроение читателя.
«Необеспеченная старость»
Шли с приятелем как-то по Нахимовке. Мимо в противоположном направлении идут две бабулечки, такие типичные старые коренные москвички. Как раз в ту секунду, когда мы поравнялись, одна говорит другой:
— Ну вот та моя белая французская бульдожка, помнишь? Она съедала каждый день 600 граммов мяса.
— Сколько??? — Мы так и прыснули по сторонам от шарахнувшихся бабулек.
(и таки сдохла от голода?)
«Три чихуана»
Они чуть не перегрызли мне глотку. А было это так. Москва, район Фурманного. Пришел в гости к старому знакомому, человеку семейному, умному и доброму (его родные в тот день отдыхали за городом). Он убирался по дому, предупредительно закрыв собак в другой комнате. Я сижу на диване, удивленный невообразимому рычанью за дверью, будто бы там скреблась свора бультерьеров.
— Ты только сиди смирно, — успокоил меня приятель. И открыл дверь. Из комнаты вылетела ватага тузиков. Два ощетинились в полуметре, оглушая меня гавканьем, а третий, очевидно, старший, — взобрался к моим плечам и начал с рычаньем разнюхивать шею. Я находился в том смутном состоянии, когда не знаешь, что лучше сделать, — если их сразу всех убить, то хозяин и его дети не поймут, если они меня сейчас загрызут, то это тоже какое-то не очень гостеприимное начало.
Наконец-то обнюхивание кончилось, хотя безумный лай не прекращался ни на секунду. Я было пошевелил рукой, как наглый тузик опять ощетинился. — Черт, если он еще раз так осклабится, я ему точно сверну шею — не покидало меня тайное желание.
Однако все окончилось без жертв. Тузики все еще недоверчиво пасли меня, куда бы я ни перемещался, покуда не начался какой-то важный матч ЧМ по футболу. Я открыл пиво, а недавний мой хвостатый недруг упоенно глазел мне в самую душу, слезно выпрашивая глоток халявы. Каков мерзавец! Я капнул пива в свою ладонь, а тот жадно принялся слизывать его шершавым замшевым языком. Потом еще чуть-чуть. И еще. Собачка вдруг как-то поутихла, отползла в угол дивана и... начала блевать. Вот те на! — уж как нахлестался! С кухни только что вернулся мой знакомый. Увидев эту картину, бросился трепетно ухаживать за некогда воинственным алкоголиком.
«Три овчарки»
Есть в Саранске улица Чернышевского, ряды частных домов, словно деревня меж двух городских районов. Как-то с Натальей Шумак пошли в гости к ее знакомым, а те жили как раз в одном из домов по этой улице. Чего только в том доме не держали: попугай, свинки, черепаха, кошка, рыбки, да в довершение еще две псины, одна преогромная старая овчарка, каких я никогда не видел, а о второй еще не знал, пока не решил сходить в туалет. Туалет, разумеется, стоит отдельным домиком. До него, как объяснили, всего-то шагов тридцать ходу. Кто бы мог подумать, во что мне эти шаги выльются, едва ли не в прямом смысле! Вышел из избы, старая цепная овчарка у калитки была вполне спокойна и лишь проводила меня взглядом, пока я заворачивал за угол дома, откуда начиналась тропка к заветному местечку. Тут нужно живо представить ситуацию.
Спокойно поворачиваю, ни о чем не думая, как вдруг откуда-то из-под дома, из-под моих ног, выскакивает совершенно дикая клыкастая тварь, и с пистолетным лаем бросается на меня.
Отчетливо запомнил, как выглядела цепочка — из каких-то тонких загнутых гвоздиков. Звенья натянулись струной, тут же послышался высокий и короткий камертонный звук. Отпрыгнув от ужаса назад, я, очевидно, спас себе жизнь, — собачья морда и когтистые лапы рассекали воздух в полуметре от моего лица, и только ошметки слюней летели в мою сторону.
— * * * т ь, — полушепотом-полувыдохом вырвалось у меня, причем так, что каждая буква тянулась одинаково долго, и даже сам мягкий знак был готов превратиться в жидкий.
Не знаю, сколько времени занимала вся сцена, как из-за угла выскочила хозяйка и череном совковой лопаты, громко ругаясь на псину, буквально заколотила ее опять под дом, в невидимую снаружи конуру. Звякнула задвижкой и повернулась ко мне, как ни в чем не бывало:
— Забыла сказать, иди теперь спокойно.
Я не сразу вспомнил, куда вообще направлялся. Только с опаской глядел сквозь дощечки, — собака (смесь овчарки и лайки) не переставала рваться наружу, то и дело обнажая клычищщи и брызгая слюной.
Перед уходом хозяйка крикнула кому-то:
— Баб Маш, свою попридержи там пока.
До злополучного домика оставалось еще с десяток метров, как я попал на второй уровень. Сердце еще не успело войти в прежний ритм, а уже заметил странную парочку: бабка (соседка), стоит, плотно прижав к себе еще одну здоровую овчарку. Пальцы ее сжимают широкий, с солдатский ремень, ошейник. Как только я начинаю двигаться мимо, происходит еще нечто неожиданное: овчарка легко вытаскивает голову из этого ошейника и тоже бросается на меня.
Ошейник, очевидно, и был сделан из ремня, застегнутого на последние дырки, в такой диаметр легко бы пролез и бегемот. Между тем, бабка делает невероятный прыжок и цирковым движением, ремнем же, ловко арканит псину и опять прижимает к себе, выговорив лишь коротко:
— Ой, вырвался.
Я уже не чувствую ни страха, ничего. Ужас перешел в странное чистое безэмоциональное удивление.
— Это что, ***ть, за полоса препятствий, ******.
Долго стою в туалете и рассматриваю стены.
Назад иду уже спокойно и неторопливо.
---
После этой истории так случилось, что страх к собакам пропал на раз. Нет, он, конечно, проявляется инстинктивно, например, бывает, вздрогнешь, от неожиданного пронзительного гафка какой-нибудь крошечной болонки за спиной, но того панического ужаса от бегущего на тебя добермана — нет. Больше напрягает то, что пугаются близкие люди. Потому, в завершение, хочется сказать следующее.
Уважаемые собачники!
Помните об окружающих вас людях, о чистых улицах.
Помните, что люди не знают о том, что ваши собаки добрые, милые и не кусаются.
Помните, что дети особенно сильно пугаются собак, даже мелких, и этот испуг может отразиться на их будущем (и на вашем).
Помните, что подкармливая «бездомных милых щенков» или «несчастных голодных собачек в лесу», вы способствуете развитию целых стай диких обнаглевших тварей, которые, возможно, однажды набросятся и на ваших детей (если они у вас есть).
Я люблю собак, но что делать, если хозяева — дебилы, не способные задуматься об окружающем? Поэтому ровно с уважением отношусь к людям, заботящимся о чистоте наших улиц, о комфорте и спокойствии, которого и так мало в нашей жизни.