|
Спасет ли "Ночной дозор" российское кино?
В "Известиях" состоялся "круглый стол", участники которого - заместитель гендиректора "Первого канала" по кинопоказу и кинопроизводству Анатолий Максимов, режиссер Тимур Бекмамбетов, писатель Сергей Лукьяненко и главный редактор журнала "Искусство кино" Даниил Дондурей - обсудили причины невероятного успеха фильма в прокате (на данный момент сборы фильма превысили рекордную планку в $10 млн). Мы публикуем центральные фрагменты этой беседы. "В России две аудитории: аудитория сериалов и аудитория блокбастеров" Даниил Дондурей: По моим подсчетам, с 2007 года российский кинематограф сможет обходиться без господдержки. Свою историческую миссию она выполнила: сохранила национальное производство, творческие кадры, какие-то инвестиции, опыт. Более того, государственные субсидии в ближайшие годы будут даже отрицательно влиять на развитие нашего кино. Потому что не предполагают настоящего креативного продюсирования, огромного риска, непомерных и неформальных амбиций. И конечно же - иного масштаба ответственности. "Ночной дозор" откровенно отключил социальность Даниил Дондурей: Поэтому с точки зрения развития политики кинопродюсирования очень интересен опыт таких мощнейших игроков на этом рынке, какими являются сейчас "Первый канал" и "Россия", поскольку только они в состоянии привлечь гигантские финансовые, производственные ресурсы, бесценные продюсерские навыки. Обладают адекватным пониманием перспектив шоу-бизнеса и - главное - неподъемными для других дистрибьюторскими возможностями в создании кинопродуктов нового типа. В России сейчас сосуществуют два населения: постсоветское и пробуржуазное (оно в семь раз меньше). Первые - те, кто привык смотреть советское кино, переключились на российские телесериалы, которые с легкостью, независимо от качества, вытеснили латиноамериканские, европейские, а затем и американские. Причем именно те, которые ежегодно в США получают несметное количество призов. А вот молодежная часть прозападной страны (не больше 4 миллионов человек) уже активно ходит в кинотеатры, оснащенные системой "Dolby" - их не больше 600 залов, - и смотрит американские или французские (если в этот год Люк Бессон не бездельничал) блокбастеры. К великому сожалению, российская продукция последних лет оказалась неинтересной и десяткам миллионов зрителей сериалов, и благополучным завсегдатаям кинотеатров. Эксперимент "Первого канала" как раз и состоял в том, что, минуя так называемый мейнстрим, он обратился к блокбастерам, то есть после начальных классов начал сразу же сдавать экзамены в американский университет. Дело в том, что наши режиссеры боятся реальности, в том числе кинореальности. Они ее не понимают и не принимают. Конечно, что-то очень важное чувствуют, но "сказать не могут". Из 10 фильмов этого года, о которых по итогам сочинского и московского фестивалей будет писать "Искусство кино", девять, кроме картины "Мой сводный брат Франкенштейн" Валерия Тодоровского, - это ретро практически. Нет современности. У авторов нет никаких идей о том, как снимать про то, что сегодня происходит с нами, с нашими родителями, с детьми, с нашими представлениями о будущем. Фильм "Ночной дозор" честно и откровенно практически отключил социальность. А заодно и все реалии ежедневного телевизора, а следовательно, и самой жизни. Все эти чуждые молодым разговоры "стариков" о переводе льгот в денежную форму. Мир фэнтези вовлекает людей в совсем другие смысловые пространства. В иные ориентиры, измерения точки отсчета. И это чрезвычайно важно. Авторы телесериалов делают вид, что нечто существенное про бандитов нам рассказывают, хотя далеко не все мы живем в криминальном мире. Телевидение, как вы знаете, за исключением некоторых проектов, в том числе и на "Первом канале", в основном создает мистифицированную, предельно идеологическую квазиреальность под видом едва ли не "натурализма". Создатели "Ночного дозора" пошли другим путем. Конечно же их фильм обращен к аудитории тинейджеров. Людей, которые не знают, как жить без компьютера, никогда не слышали, что такое дефицит. Он играет с традиционными и во многом подсознательными мифологическими мотивами ворожбы, потустороннего мира и т.д. Итак, это новый осознанно внесоциальный фильм. Второе. Это даже не фильм, а именно "коммерческий проект". Он находится вне традиционных артхаусных заморочек. Принципиально развлекательный. У нас же все, даже если снимают про бандитов или работают в жанре, думают исключительно про авторское начало. Но получается, как правило, квазиавторское. Трудно быть наследником Тарантино. Никита Михалков почему-то сравнил "Ночной дозор" с картинами автора "Криминального чтива", хотя между ними нет ничего общего. Третий момент. Здесь такое спокойное, именно настаиваю на слове "спокойное", использование "матриц" кассового американского кино в жанре фэнтези. Парад аттракционов, спецэффекты, энергичный монтаж, впечатляющий бюджет, особая стилистика, звезды и т.д. Совсем не легче длинными планами выстраивать переживания героев. Но создавать технологию жанрового кино нам пока намного сложнее. Получается, что того качества, которое есть в "Ночном дозоре", наши современные кинематографисты не могут достичь по одним причинам, а то качество, которое было у нас в авторском кино, они потеряли по другим. Когда приезжаешь на фестивали, то видишь, что наши режиссеры мировое кино не смотрят, живут в собственном мире представлений, либо связанном с классической эпохой кино, либо с местными этнокультурными идеями, которые иногда и по самым разным причинам востребуются в раскладах международных фестивалей. В-четвертых. Это выдающаяся работа по продвижению фильма, которая доступна только двум нашим главным телеканалам. Пример тотального промоушена. Нужно проводить профессиональные семинары по этой работе. "Тот факт, что мы продаем покупателям-зрителям не только идею соревнования с Голливудом, но возможную победу над ним - просто мат в два хода". Обратите внимание на выдающуюся идеологему этой промокампании: нам, "Первому каналу" надо помочь в сражении с голливудскими блокбастерами! Этот концепт ведь на самом деле к фильму, созданному по голливудским лекалам на русском материале, не имеет отношения. Но тот факт, что мы продаем покупателям-зрителям не только идею соревнования с Голливудом, но возможную победу над ним - просто мат в два хода. У нас ведь в стране накопились гигантские нереализованные патриотические ресурсы, жажда погасить всегдашнее чувство ущемленности. Да, мы не смогли отфутболить соперников в Португалии, но Маша Шарапова, которая и в России-то не живет десять лет, вдруг оказывается на всех первых полосах и открывает выпуски новостей. Значит, когда в программе "Время" говорят: мы не можем забивать мячи, делать правильные автомашины, но зато уже умеем снимать кино, которым вы, зрители, будете гордиться, - это эффективная ценностная ловушка. Плюс количество, качество, сама амбициозная тотальность клипов, я уже не говорю о постерах, об огромных рекламных полосах в центральных газетах... Ничего подобного в России не было. Вот сейчас у нас в журнале идет большой блок материалов, состоящий из интервью с руководителями рекламных агентств. Сначала они долго рассказывали, как делается реклама, а потом сказали: но если ты показываешь ролик каждые 10 минут, сотни раз на всех каналах, то это тот самый "лом, против которого нет приема". На каком-то уровне проблема качества продукта - в данном случае фильма - снимается. Я тем самым здесь не характеризую достоинства и недостатки "Ночного дозора". Но у нас еще не было таких стратегически разработанных приемов для продвижения фильма. Голливудские ленты у нас, даже самые дорогие, - это в каком-то смысле фильмы-самоходки. Раньше они привлекали образами недоступной и желанной жизни. Теперь - совпадением с идеалами суперкоммерческого продукта. Проблема продюсеров и промоутеров "Ночного дозора" заключалась в том, чтобы придумать мотивы, новые идеи, способные уговорить зрителей пойти в кассу за билетом. При всем том я думаю, что в фильме не хватает отточенных диалогов, мгновенно западающих в подростковое сознание фразочек. Ведь такие зрители наслаждаются не только скоростью движения сюжета, громкостью, драйвом, спецэффектами, но и с радостью реагируют на слова, которые должны запоминаться не хуже, чем в наилучшей рекламе. В фильме этого нет, как и развитие истории, текст уступает впечатляющей визуальности, на которую, впрочем, и была, как я понимаю, сделана главная ставка. Но если говорить о дальних целях, надо понимать, что в "Ночном дозоре", по-моему, нет наживки (это хорошо бы обсудить с социологами, культурологами, критиками) для юной части женской аудитории. Хорошо бы проанализировать состав, возраст, пол, образование зрителей первого российского блокбастера. Это важно для успеха будущих проектов и координации усилий. А пока в фильме нет для девушек сюжета, которому они могли бы сопереживать столь же сильно, как опасаться встреч с вампирами, который мог бы их по-настоящему развлечь или увлечь. Романтическая линия - основа девичьих идентификаций - слишком умозрительна. Отлично, что в романах Лукьяненко борются (как и в жизни!) извечные силы Добра и Зла. Но наступает момент, когда зрителям, не сходящим с ума от лихих спецэффектов, становится скучно. Моя дочка-студентка посмотрела фильм с подружками, и они удовлетворенно отметили: "Наконец-то и у нас достойно пытаются делать то, что другие давно умеют. А так, в общем, ерунда..." Для будущих блокбастеров нужны более проработанные и напряженные истории. И, конечно, нужны психологически и сексуально более притягательные, завораживающие герои. Ни Костя Хабенский, ни Гоша Куценко, несмотря на все старания, в первом фильме со своей мужской миссией не справились. Но прорыв произошел. Как, если бы на огромной заасфальтированной площади вдруг открыли ранее невидимый люк, а оттуда - фонтан. Вы уже приоткрыли этот люк - вам мои аплодисменты. " Вряд ли успех фильма - это просто акт агрессии телевидения" Анатолий Максимов: А какой прогноз сборов вы бы дали картине? Даниил Дондурей: Если фильм посмотрит 2-3 миллиона человек (это означает 6-9 миллионов долларов сборов), я буду считать, что мы имеем дело с выдающимся успехом. И в благодарность уникальной дистрибьюторской работе мальчики-тинейджеры приведут с собой главного зрителя новых кинотеатров, основных инвесторов российского кино - девочек. Людям старше 30 лет этот фильм недоступен, хотя, если появится двадцатый проект такого рода, возраст публики не будет играть решающей роли для ее количества. Но это, видимо, случится после 2007 года. Когда придут большие аудитории. Именно тогда количество "долби"-залов удвоится и подойдет к полутора тысячам, а российское кино, показанное там, будет рентабельным, по крайней мере для трети отечественных фильмов. Анатолий Максимов: Я хочу сказать про магию телевидения. Американское кино тратит на продвижение фильма к аудитории около 50 процентов бюджета. Мы в первый раз попытались сделать что-то похожее. Так что в "самоход" американского кино я что-то не очень верю. Во всех кино-, телевизионных журналах идут в ход готовые пиаровские пакеты, с которых просто целлофан снимают, переводят и печатают. Существует постоянно обновляемая система голливудских звезд. Я постоянно слышу, что, если так рекламировать кино, то достаточно пустого экрана, все равно люди придут и скажут: это здорово. Но вряд ли успех фильма - это просто акт агрессии телевидения, которое заставляет людей делать вещи, им несвойственные. И вот, если упростить то, что - если делаешь мейнстрим, то и мишек выпускай, и сюжет для девочек рассчитай. Получается, что кассовый фильм - рассчитанная механически услуга пощекотать аудиторию в труднодоступных местах, куда не добираются другие виды общественного сервиса. Это своего рода эмоциональный разогрев, типа массажер. Может быть, если говорить о блокбастеровом потоке Голливуда, это во многом жесткий расчет, но такое кино сформировалось после "Звездных войн" во второй половине 70-х годов. Это определенный этап развития кино, но так было не всегда. И этот новый тип кино сильный, как сорняк, который заглушает все, что рядом и более сложно организованно. Я попытаюсь предположить, что это кино - не столько манипуляция общественным сознанием, о чем вы великолепно сейчас сказали, но до определенной степени - форма самовыражения тех людей, которые над ним работали. То есть они делали то, что им интересно, и то, что их волновало. Может быть, это не столь прямолинейный мейнстрим, из которого выход только один - в мерчендайзинг, в игрушки, в пластмассу. Это кино было интересно делать, и мы его много лет делали, потому что это мысль о жизни, это слово о жизни, в том числе и о социальной. Другое дело, что это только одна треть фильма. С девушками неудобно получилось, должен признаться в порядке самообороны. Из-за разреза, который возник при делении фильмов, задуманных как мини-сериал, в первом фильме вообще нет любви, зато второй - почти сплошная любовная история. Возвращаюсь к своей главной идее: я не верю в разделение артхауса и мейнстрима, я верю в разделение сюжетного кино, то есть нарративного, если говорить академически, кино, которое хочет рассказывать историю, и кино, которое относится к области самовыражения авторов. Для меня мейнстримовское, или сюжетное, кино - более сложная форма существования кинематографа как искусства. Кино делают не для себя или, как минимум, не только для себя. Поначалу, если оно не маркетируется, высказывание художника, каким бы интересным и важным для человечества ни было, если оно не будет содержать элементы, которые позволят заинтересовать аудиторию, - это бесполезно, это слова для себя, для фестиваля, для родных и близких по большому счету. Даниил Дондурей: Критическое соображение по поводу вашего фильма - там очень невнятные моральные оценки. Там просто этого не хватает. Я несколько человек допрашивал: а вот силы зла, силы добра. Это же очень сложно там показать. Но это зрители - Сергей тут не властен. Сергей Лукьяненко: Могу сказать, и в книге, и в фильме есть взгляд на это противостояние добра и зла, скорее, традиционно-восточный, не европейский. То есть добро и зло - как некие сущности, которые находятся в постоянной борьбе, но они не существуют друг без друга. Я не знаю, хорошо это или плохо, но у нас все-таки страна - она во многом и Европа, и Азия, и этот дуализм присутствует. Тимур Бекмамбетов: Согласен с Сергеем. И я хотел бы воспользоваться моментом и дополнить ваши размышления по поводу социальности. Мне кажется, фильм полон тем социальных. Он весь просто напичкан социальными темами, начиная с того, что реклама, которая является там действующим, таким видимым действующим лицом... Даниил Дондурей: Там есть, правда, продукт-плейсмент очень заметный, даже, пожалуй, грубоватый. Тимур Бекмамбетов: Он подчеркнуто грубоватый - сознательно. Я уверен, что реклама в сознании нашего зрителя занимает такое место, которое нельзя переоценить. В течение 90-х годов единственным инструментом, который бы нес мораль, были рекламные ролики, в которых мамы любили детей... У нас в фильме реклама является играющим элементом, ее назойливость - и когда она появляется в кадре, все понимают этот юмор и начинают смеяться в зале. Все понимают, что это пародия на рекламу, которая надоедлива и все время появляется. Да и сам по себе роман Сергея уникален для аудитории, для читательской, для зрительской, потому что ожидание чуда - это национальная игра. То есть ожидание того, что что-то должно случиться и что-то должно объясниться чудесным образом. И поэтому сам жанр, выбор жанра абсолютно эффективен, и аудитория идет именно поэтому в кино. Или возьмите историю главного героя и его мальчика - о том, что отец не знал 12 лет, что у него сын, что он не знает, что ему сказать, и сын пошел в другом направлении, не там, где отец, - это история стержневая сейчас, потому что инфантильные отцы мы все, 40-летние, 50-летние отцы, которые не очень понимают, что детям оставить... Она не единственная, не главная, но она тоже существует. Есть еще тема демонизации спецслужб. Эта фобия существует в обществе. «Ночной дозор» в каком-то смысле воспринимается как некая спецслужба, которая за спиной управляет процессами жизни, не политики, просто жизни. И самое интересное для меня - то, что сейчас у нас в нашей жизни нет наивной фольклорной эстетики. То есть наши дома, в которых мы живем, наша мебель, на которой мы сидим, сидели много лет, наша одежда, в которую одеваются на улицах, - в Америке это давно переработано и превращено в стили, в эстетику, как джинсы, которые в моде по всему миру... И поэтому самое интересное в этом проекте для нас было посмотреть на все, что нас окружает, глазами художника, эстетически. То есть вдруг во всем увидеть красивое. Американские города не очень красивые, но для мира они красивы просто потому, что на этих улицах разыграны сцены больших фильмов с большими героями, с большими событиями. Теперь весь мир смотрит, и им нравятся эти кривые, покосившиеся домики, эти столбы, эти дороги. Просто нам нужно снимать здесь такое кино, с такими героями, с такими переворачивающимися грузовиками, и тогда эти грузовики станут модными и все случится. Поэтому я считаю, что это своего рода социальный заказ - на мифологизацию быта, создание мифов, которые людям бы помогали любить себя и не стесняться своего мира, в котором они живут. "Мой отец воспринимает танк Т-34. А в вашем фильме машина как называется? - "ЗИЛ" Даниил Дондурей: Что касается мифологии, этого нет. Все равно, какие бы ни были у нас традиции, я не знаю, от Стругацких до Лукьяненко, но все равно у нас страна достаточно реалистической литературы, творчества. Дело в том, что на самом деле мифологемы - это устойчивые фундаментальные картины мира, связанные с тем, как надо относиться к моральным ценностям. Как понимать труд и творчество. Как понимать воровство, например. Как понимать модели своего будущего, то есть это фундаментальные вещи. Вот что могло бы стать суперценностью - скажем, талантливый, энергичный, гениальный, креативный человек обыгрывал бандитов, конкурировал с американцами на российском рынке, что-нибудь со всеми испытаниями, которые полагаются для сюжета, ведь этого нет, этого никто не делает. Очень интересно, что это - скажем так красиво, племя "чужих"? Иных. Молодых. Компьютерных. Современных. Тех, кто не боится американских блокбастеров, тех, кто читает фэнтези. Кто эти люди? Что они думают? Как они устроены? Тимур Бекмамбетов: Это очень важно, но это следствие. Предметные, фольклорные и какие-то другие приметы современной жизни. Что аудитория думает о вещах, как она одевается. Точно так же, как в Милане, Париже, в Берлине, но зато думает иначе. Вы сейчас говорите про иных, креативных. Есть некая уникальность в нас, в здешних людях. Мы использовали это в фильме, когда мы одевали актеров. Это уникальная одежда, которая, может быть, только у нас здесь, и на таких машинах не могут ездить маги и волшебники по Риму, потому что они могут только в Москве ездить на этих машинах. Даниил Дондурей: Но это длинный путь... Так мой отец воспринимает танк Т-34. Т-34 - это чисто мифологический артефакт. А в вашем фильме машина как называется? Тимур Бекмамбетов: "ЗИЛ". Даниил Дондурей: Он "ЗИЛ", но он какой-то специальный "ЗИЛ". Волшебная перевозка. Вот чтобы люди воспринимали вашу желтую волшебную перевозку специальных людей и инструментов как фольклорный персонаж, чтобы вот они уже идентифицировали это как наше ноу-хау, должно пройти еще очень много времени... Тимур Бекмамбетов: Когда главный герой лежит в парикмахерской на полу и его кровь пьет вампир, а его друзья едут на этой желтой машине, если зрители в этот момент волнуются - успеют или не успеют, значит, они уже любят эту машину и очень хотят, чтобы она быстрее ехала и чтобы все было как положено. Даниил Дондурей: Но фольклор - это такая специально закодированная вещь. Когда вы сейчас будете рассказывать про Чапаева, про Штирлица или Мюллера, то у людей сразу будет возникать целая Вселенная. А с машиной вашей Вселенной пока не получается. Анатолий Максимов: Когда нас пять миллионов посмотрят, тогда все получится. Писатель Леонид Юзефович: |
|