|
Русская духовность вышла на пандус. "Russia!" в Музее Гуггенхайма в Нью-ЙоркеВ нью-йоркском Музее Гуггенхайма при поддержке фонда Владимира Потанина, Alcoa Foundation и компании "Синтезнефтегаз" открылась выставка "Russia!" – один из самых больших и амбициозных за последние десятилетия проектов по популяризации русского искусства и России на Западе. Статус события подчеркнуло присутствие на вечернем приеме в музее Кофи Аннана и Владимира Путина, который, правда, опоздал на сорок минут. До президента 240 шедевров, отправленных в Америку главными нашими художественными музеями и разбавленных русскими сокровищами местных художественных коллекций, осмотрел АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ. С афиши свысока глядит любимица советских кондитеров – "Незнакомка" Крамского. Поскольку некоторые исследователи считают, что художник изобразил в ее лице не символ русской духовности, а call-girl эпохи становления первого русского капитализма, надпись "Russia!" приобретает некоторую двусмысленность. Внутри ощущение двусмысленности проходит мгновенно. Такое зрелище не забудешь. Знаменитая, хрестоматийная, уходящая в небо спираль Музея Гуггенхайма сплошь увешана знаменитыми, хрестоматийными, с детства знакомыми картинами. Среди них, правда, нет гигантов вроде "Явления Христа народу" или "Медного змия". Полотна такого формата трудно перевозить и некуда вешать – высота этажа в Музее Гуггенхайма рассчитана на более скромные размеры. Не самый большой "Девятый вал" Айвазовского кажется в нем просто огромным. Зато здесь есть все, что вспоминают перед экзаменом по истории русского искусства в среднем художественном учебном заведении. Древнерусские иконы, петровские портреты, Левицкий-Боровиковский, передвижники, соцреалисты, суровый стиль, левый МОСХ, соц-арт, московский концептуализм – по одной, по две, по три вещи, но самых-самых. Да еще картины, написанные французскими художниками и благодаря Ивану Морозову и Сергею Щукину деятельно вошедшие в историю русского искусства. Француз Жан Гранж сделал очень простой и очень качественный выставочный дизайн. Стены спиральной галереи покрыты почти добела разделенным, но очень узнаваемым холодным цветом того незабываемого салатового оттенка, который украшал стены поликлиник и ЖЭКов. Вы не поверите, как драгоценно выглядит на этом фоне живопись в диапазоне от двенадцатого века до двадцать первого. И все это в хронологической последовательности, снизу вверх по спиральному пандусу, как иллюстрация к Марксу и Дарвину. Нам предлагается оценить, что лежит в основе эволюции, что, раздувая жабры, выползло из теплого моря на песок и что зашагало вперед, овладев орудиями труда. В этом смысле "Russia!" – на редкость американская выставка, достойная народа, давно издавшего дайджесты "Войны и мира" и "Идиота". "Russia! – Тысячелетняя история за двадцать минут" мог бы формулироваться рекламный слоган, он прозвучал бы очень заманчиво для всех, кто устал бродить по русским музеям и ждет дайджеста нашей художественной духовности. Скажем, для меня или для моих детей, которых приходится уносить из тянущихся за горизонт галерей полумертвыми от усталости. Отличный пример создания музейной коллекции не методом сложения, а методом вычитания. Любой музей стремится к универсальности и желает накупить побольше живописи первого ряда, второго ряда, третьего ряда, а потом еще прялок, расписных подносов, лубков и всего прочего, в чем манифестировал себя победительный русский дух. После этого явно нужен американец, который придет и 87 процентов собранного отправит в помойку. Этот очень близкий мне как редактору стиль вычеркивания всегда приносит отличные результаты. Чем короче, тем лучше; чем ярче, тем виднее; чем проще, тем глубже и понятнее; незачем рассусоливать – вперед, легкомысленные зрители; кусайте локти, ученые собиратели. Вот вам наглядный пример того, что вся история русского искусства отлично укладывается в 240 полотен и одно, хотя и очень большое, здание. Является ли это положительным итогом, является ли отрицательным – смотря по вкусу. Нью-Йорк далековат, иначе следовало бы гонять сюда школьные экскурсии целыми автобусами. "Неужели нельзя показать эту выставку в России?" – спросили мы куратора Зельфиру Трегулову. "Невозможно,– сказала она,– и дело не только в деньгах: у нас нет музея, способного это разместить". Потом подумала и вздохнула: "И нигде нет". Нет в мире музея, который проявит такую храбрость и отдаст все свое пространство для русского искусства. Я бы добавил – такое пространство. Конечно, здание Музея Гуггенхайма, шедевр Фрэнка Ллойда Райта, никогда не считалось абсолютно благоприятным для живописи, особенно фигуративной. Райт не разменивался на мелочи, как и в своих домах, он лучше знал, как людям следует жить и как картинам следует висеть. Главная проблема – наклонный пол пандуса, сводящий на нет всякие попытки уважающей себя картины повиснуть достойно, параллельно полу. Даже самый приличный Шишкин имеет при этом залихватский вид ПРОУНа Лисицкого, какого-нибудь "Клином красным бей белых!". Зато появляется удивительная возможность видеть всю экспозицию сразу, одним взглядом,– вещь, абсолютно немыслимая в традиционном музее и такая полезная на этой выставке. Скользя взглядом с этажа на этаж, можно заметить одновременно Малевича, Кипренского, Дейнеку, Дионисия – то, что обычно не ставится рядом ни при каких обстоятельствах. И спиральный зал Гуггенхайма – с чем его только не сравнивали: с кофеваркой, штопором, стаканом – выглядит на сей раз сепаратором, сбивающим сливки сливок девятивекового русского искусства. В конце галереи – смысловая точка экспозиции – инсталляция Ильи Кабакова 80-х годов "Человек, улетевший в космос". Оклеенная советским искусством, гадкая, но оптимистичная комнатка в коммунальной квартире, откуда герой, изобретатель Комаров, построив машину, помесь пращи и рогатки, улетел, пробив потолок в другой мир. Для Ильи Кабакова, строившего эту инсталляцию в андроповской Москве, это был, в сущности, улет в Музей Соломона Р. Гуггенхайма, недостижимый, как космос. За загаженной комнаткой открывается довольно уютный и чистый мир дальнейших художественных изысканий с Мамышевым-Монро, Дмитрием Гутовым, Владимиром Дубосарским и Александром Виноградовым и другими видными юными мастерами в качестве героев. Понятно, что нельзя было остановиться на 80-х, понятно, что Кабаковым наше современное искусство не исчерпать, но так же понятно, что нового полета в космос от современного художника еще долго не дождешься. Зато получился мемориал – отсюда, с верхнего уровня Гуггенхайма, изобретатель Комаров, символ русского искусства, со свистом вылетел в космические просторы на рандеву с Рублевым и Малевичем. Возможно, он действительно кричал при этом "Россия!", но думаю, что-нибудь попроще. Верно, вспоминал "Незнакомку" Крамского. КоммерсантЪ |
|