04.07.2006

Стагнация настроений. Доходы россиян растут, но не прибавляют им оптимизма



Традиционно принято сопоставлять страны по валовому внутреннему продукту на душу населения, пересчитанному по паритету покупательной способности (ППС). Например, по данным МВФ, в Мексике, России и ЮАР ВВП по ППС на человека составляет соответственно $10 тыс., $11 тыс. и $12 тыс. Между тем международные опросы общественного мнения World Values Survey показывают, что доля людей, считающих себя счастливыми, в Мексике равна 91,7%, в России – 49,4%, а в ЮАР – 77,4%. Обычно подобные расхождения списывают на особенности национального характера. Однако эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в недавнем исследовании "Альтернативное измерение благосостояния" показывают, что проблема глубже: традиционные экономические индикаторы не показывают уровень не только духовного, но даже материального благополучия общества.

Например, по информации Росстата, среднемесячная номинальная начисленная заработная плата в 2004 году составила 6739,5 руб., в 2005 году – 8550,2 руб., а в нынешнем мае – 10 030 руб. Даже если скорректировать эти цифры с учетом подорожания жизни, то выяснится, что рост располагаемых денежных доходов населения в прошлом году составил 9,3%, а в первые пять месяцев нынешнего – 10,5%. А если обратиться к данным соцопросов, то выяснится, что уровень удовлетворенности жизнью, оценка материального положения и перспектив страны россиянами не отражают этих, казалось бы, объективных улучшений.

По сводным данным ВЦИОМа за первое полугодие 2006 года, индекс удовлетворенности российских граждан собственной жизнью практически не изменился и остался "умеренным с негативным оттенком" (48-49 пунктов из 100 возможных). Индекс показателя ожиданий (вопрос "Через год вы будете жить лучше или хуже?") последние шесть месяцев стабильно держится на уровне "сдержанного оптимизма" (52-53 пункта). Еще менее оптимистичны индексы оценок экономического и политического положения в России в целом (от 42 до 46 пунктов). Наибольшим весом в каждом из опросов обладают оценки "не хуже, не лучше", "отчасти устраивает, отчасти нет" и т. п. Они составляют в среднем от 40% до 55% всего спектра оценок. Сходная картина обнаруживается в мониторинге индексов потребительских настроений Независимого института социальной политики (НИСП). Так, ожидания изменений личного материального положения и оценки перспектив экономического развития страны (на год и на пять лет) аналитики НИСП характеризуют как "настороженные", "вяло позитивные". Значения индексов колеблются около нейтральных 100 пунктов (из 200 возможных), т. е. количество оптимистических и пессимистических ожиданий уравновешивают друг друга. При этом позитивная динамика, особенно заметная в период с 1999 по 2002 годы, в последние годы практически отсутствует. Например, индекс ожиданий изменения личного материального положения с 2000 по 2001 год вырос с 82 до 96 пунктов (всего в шкале 200 пунктов), а затем колебался в пределах плюс-минус пять пунктов. Единственное исключение – это 2003 год, когда на волне предвыборных ожиданий индекс вырос с 93 до 102 пунктов, но затем снизился. В мае 2006 года индекс составил 98,5 пункта.

Эта стабилизация (или стагнация) социальных настроений становится отчетливо видна при сравнении с результатами аналогичных обследований в некоторых странах СНГ. Так, в исследовании группы ЦИРКОН "Мониторинг социальных настроений населения стран постсоветского пространства" показано, что самооценка материального положения российских семей практически не изменилась с весны 2004 года и осталась на уровне 66-67 пунктов (из 100 возможных). В то же время данные по Белоруссии демонстрируют устойчивую позитивную динамику (с 57 до 78 пунктов), в Казахстане – рост с 79 до 90 пунктов осенью 2005 года и последующий небольшой спад (до 86 пунктов) весной 2006-го. Почти такая же картина наблюдается в динамике уровня социального оптимизма и социальной адаптации. Российские показатели и здесь отличаются стабильностью, крайне сдержанным оптимизмом в вопросах, связанных с текущим личным благосостоянием и умеренным пессимизмом в ожиданиях и в отношении страны, и в отношении семьи респондентов.

Президент ФОМ Александр Ослон признает, что индикаторы настроений вышли на нынешний уровень еще в 2001 году, но не считает это показателем стагнации. Сильнейший спад настроений в конце 1990-х надолго закрепил в общественном сознании готовность к худшему, считает Полина Козырева, завсектором социальной топологии Института социологии РАН. А осторожность и опасливость вообще свойственны российскому менталитету. В политическом плане "стагнация настроений" работает на политическую стабильность и политическую инертность населения – отсутствие завышенных ожиданий и амбиций является страховкой от разочарований, которыми полна была российская история 1990-х.

КоммерсантЪ