Встретились мы на танцах.
«Люба, – сказал я, превращаясь в дерево – можно я тебя провожу?»
«Да!» – Люба обрадовалась так, что это стало понятно даже дружинникам, стоявшим невдалеке.
Мы семенили по шпалам в белом, хирургическом свете пристанционых фонарей. Говорить было не о чем. Все происходящее летом, до этого августовского вечера, казалось чем-то мелким, недостойным внимания – прочитанная в самиздате «мастер и Маргарита», сосед Толян, который только что вернулся из Афгана с Красной звездой и прятал от родителей в кустах перед домом бутылку спиртного, военные сборы для мальчиков девятого класса, краевой турслет в Архызе, неудачный попытка работать помощником комбайнера, нереальное десятидневное путешествие к венгерской границе в товарном вагоне, в качестве проводника племенных овцец на экспорт, и, наконец – улетающий из лужников гигантский медведик. В голове навязчиво крутилась, только что появившаяся, но успевшая смертельно надоесть наминская версия «отеля Калифорния»:
Летний вечер, теплый самый, Был у нас с тобой Разговаривали с нами Звезды и прибой…
Вдруг Люба схватила меня за руку, глаза чёрные и огромные: «Андрей. Тебе уходить. Сзади наши ребята, они тебя бить будут!».
Здрасте. Калаусяне…
Люба была из параллельного класса и из параллельного мира. В каждом населенном пункте есть такой район, где подростки не читают Чехова и почему-то недружелюбны к чужакам. В нашем городке такой район гнездился за железной дорогой, и его жители называли себя «калаусяне», по имени мутной глиняной речки Калаус, текущей у них в огородах в сторону калмыцких степей.
Короче, целая шобла матерых калаусян не спеша топала за нами по железке, зловеще погагатывая и глумливо попыхивая папиросами. «Наверняка у них есть свинчатки! А может даже ножи!» – я снова почувствовал все свои шестнадцать годовых колец. Правда правая рука, за которую продолжала держаться Люба зазеленела и покрылась белыми цветами. «Ну ты попал!» – сказал уверенно мой внутренний голос, и я выдавил из себе что-то вроде – «Мы еще посмотрим!».
Пора было сворачивать в темноту, в переулок, где я малодушно стал фантазировать о достойном спасении – раствориться в глухой черноте ночи. Но это была их территория, поэтому я даже не удивился, когда прямо перед нами немым вопросом загорелся красный огонёк: «Ну, чо, б?». «Через плечо, б!», –мысленно ответил я и тут же услышал – Логвин, подойди, разговор есть!».
Я, с сожалением выскользнул из любиной руки и полетел на свет «звезды смерти». «Ну чо?, – спросил я звезду, а она затянулась, и уверенно ответила – Через плечо! Больше к Любе не ходи, понял?». Что ж тут непонятного, но я включил борзого: « А если я приду с цепью?». Мой невинный вопрос вызвал заметное оживление в невидимом театре, – кто-то невидимый длинно сплюнул и произнес фразу, образность которой затмила, всё прочитанное мной: «С цепью придешь, с цепью и уползешь!».
На следующий день, я произвел осмотр арсенала. Самым внушительным средством нападения представлялся взрывпакет из магния с марганцовкой. Где-то пятьдесят грамм в тротиловом эквиваленте, как сейчас написали бы в газетах. Но это было всё-таки не по пацански. Вообще я отношусь к нередкому типу людей, которые смертельно боятся драться, и сделают все, чтобы драки избежать, если только это не угрожает жизни. Воображение услужливо рисовало картинки ползущего по степи окровавленного человека с цепью, и меня начинало трясти от адреналина в крови. Но рука хранила тепло девичьих пальцев и меня корежило от мысли о том, что Люба может подумать, что я испугался каких-то ханориков.
Внутренний голос подсказал мне, что если уж я готов «махаться», то нужно попробовать «решить проблему нормально». Вечером я взял десять рублей из заработанных на «овцах», купил пару бутылок водки и портвейна «Кавказ», сел на велик и поехал к Любе.
Вся компания резалась в карты на лавочке возле её дома. Встретили меня почти ласково: «Приехал, м....ло, ну, пойдем отойдем!». Я снял с руля авоську с бутылками в газетках: «Может поговорим?». «Ну ты борзый, керя, мы с тобой уже вчера поговорили!». Я развернул газеты. Кодла забыла про плановое наказание. «Любка! – позвал кто-то из кампании и испуганная, ничего не понимающая Люба появилась в калитке – Принеси закуси!». Закуска появилась в виде огромного пучка зеленого лука и краюшки хлеба. А дальше я помню все очень фрагментарно.
Кто-то обнимал меня, и рассказывал, что «я пацан не сыкливый», но если чо, то «калаусяне за меня всем башку оторвут!». Потом я не мог перетащить велик через железнодорожную насыпь и бросил его, а меня нагонял рабочий в жилетке с криком: «Парень, ты велосипед забыл!». Потом шторм, и я белил утром стены комнаты, где жил у тётки. Потом она хвасталась соседям «який у мэнэ племянничек робытный» (трудолюбивый). Еще какая-то кутерьма весь день.
А вечером, когда спала жара и стали проклевываться первые звезды, я понял что могу ехать к Любе, и никто не сможет больше мне помешать.
Ps прошу прощения за ошибки – не успел отредактировать.
